© 2019 Strategic Group.Media
25 лет прогнозам WIRED: почему будущее никогда не наступает
Чтобы написать историю о том, как наша культура рефлексирует о будущем, один одержимый академик прочитал каждый выпуск WIRED в хронологическом порядке.
Вот его выводы.
Вот его выводы.
На обложке восьмого номера WIRED Poughsbury Doughboy стоит у стены в окружении двух мужчин в галстуках. Все с завязанными глазами, охвачены ужасом. Вместе они стоят перед расстрелом разнородными телевизионными пультами. Заголовок гласит: «Реклама окончательно умерла?»
По всей видимости, обложка обещала еще одну радостную эпитафию для павших институтов аналогичной эпохи. Всего через год WIRED уже предсказал скорый упадок государственного образования и The New York Times. Майкл Крайтон в четвертом выпуске заявил, что «вполне вероятно, что то, что мы теперь понимаем как средства массовой информации, исчезнет в течение 10 лет. Исчезнет без следа. Похоже, реклама была бы следующей отраслью, отмеченной устареванием.
Но за самой обложкой - эссе сотрудника MIT Media Lab Майкла Шрейга - которое на самом деле вовсе не было эпитафией. Вместо этого статья рассказывает, как рекламодатели будут приспосабливаться к цифровым медиа и в конечном итоге доминировать над ними. Прочитав сегодня с оглядкой на прошлое, произведение обладает почти как у Кассандры качеством, предсказывающим будущее, как неприятное, так и неизбежное, - будущее, которое кажется слишком похожим на настоящее. Это может быть самая жутко предсказуемая история, которую WIRED опубликовал в первые годы своей жизни.
Откуда мне знать? Прошлым летом я на какое-то время окупировал стул в Библиотеке Конгресса - и прочитал все номера печатного издания журнала в хронологическом порядке и от корки до корки. Моя цель состояла в том, чтобы поучаствовать в особом виде путешествий во времени. Когда в начале 1990-х годов основатель-редактор Луи Россетто принимал на работу первых членов команды WIRED, он сказал, что «пытается создать журнал, который будет выглядеть так, как будто его отправили по почте из будущего». Я хотел использовать WIRED в обратный способ, чтобы построить историю будущего - как это было предсказано, месяц за месяцем, на страницах журнала.
По всей видимости, обложка обещала еще одну радостную эпитафию для павших институтов аналогичной эпохи. Всего через год WIRED уже предсказал скорый упадок государственного образования и The New York Times. Майкл Крайтон в четвертом выпуске заявил, что «вполне вероятно, что то, что мы теперь понимаем как средства массовой информации, исчезнет в течение 10 лет. Исчезнет без следа. Похоже, реклама была бы следующей отраслью, отмеченной устареванием.
Но за самой обложкой - эссе сотрудника MIT Media Lab Майкла Шрейга - которое на самом деле вовсе не было эпитафией. Вместо этого статья рассказывает, как рекламодатели будут приспосабливаться к цифровым медиа и в конечном итоге доминировать над ними. Прочитав сегодня с оглядкой на прошлое, произведение обладает почти как у Кассандры качеством, предсказывающим будущее, как неприятное, так и неизбежное, - будущее, которое кажется слишком похожим на настоящее. Это может быть самая жутко предсказуемая история, которую WIRED опубликовал в первые годы своей жизни.
Откуда мне знать? Прошлым летом я на какое-то время окупировал стул в Библиотеке Конгресса - и прочитал все номера печатного издания журнала в хронологическом порядке и от корки до корки. Моя цель состояла в том, чтобы поучаствовать в особом виде путешествий во времени. Когда в начале 1990-х годов основатель-редактор Луи Россетто принимал на работу первых членов команды WIRED, он сказал, что «пытается создать журнал, который будет выглядеть так, как будто его отправили по почте из будущего». Я хотел использовать WIRED в обратный способ, чтобы построить историю будущего - как это было предсказано, месяц за месяцем, на страницах журнала.
февраль 1994
Частично, забавно было узнать, что предсказывало WIRED - вспышки сверхъестественного предвидения, скрытого в старой печати. Еще в середине 90-х годов, когда большинство американцев даже не отправляли электронных писем, журнал уже был глубоко погружен в представления о мире, в котором у каждого был сетевой компьютер в кармане. В 2003 году, когда телефоны с камерами были в США новинкой (но уже популярны в Азии), Ксени Жарден предсказывала «революцию в телефонной камере», которая однажды запечатлела бы полицейские жестокости на лету. Столь же интересными были вещи, которые WIRED увидел, но которые так никогда и не осуществились. В ноябре 1999 года на обложке была изображена компания DigiScent, которая надеялась запустить следующую веб-революцию, отправляя запахи через Интернет. ("аромамики", а не "динамики".)
Но больше, чем просто фиксировать "победы" и "промахи", я был заинтересован в выявлении тех видений будущего, которые всегда оставались на горизонте, вещей, которые WIRED - и, как следствие, шире сама культура - продолжали предсказывать, но которые всегда оставались просто недосягаемыми.
Но больше, чем просто фиксировать "победы" и "промахи", я был заинтересован в выявлении тех видений будущего, которые всегда оставались на горизонте, вещей, которые WIRED - и, как следствие, шире сама культура - продолжали предсказывать, но которые всегда оставались просто недосягаемыми.
Журнал снова и снова утверждал, что цифровая революция сметет множество старых социальных институтов, лишив их власти, поскольку она сделала их устаревшими.
На их месте, неоднократно заявляли WIRED, революция принесет эпоху преобразующего изобилия и процветания, ее опора в будущем будет обеспечена непреодолимой динамикой пропускной способности, вычислительной мощности и свободного рынка.
В то же время в журнале всегда возникало живое напряжение, которое восходит к эссе Шрейга 1994 года. Обложка громко говорит о смерти аналогового порядка; текст предвидит, как старый порядок адаптируется, переходит в цифровую революцию и меняет траекторию. Выступление против темы "изобилия" журналом - но также продвигаемого им - является еретическим косоглазым напряжением, тревожного двойственного мнения о том, кто заплатит за будущее. Именно эта напряженность породила некоторые моменты величайшего предвидения WIRED.
Первый номер WIRED появился через четыре года после падения Берлинской стены и через два года после распада Советского Союза. Холодная война закончилась, но WIRED настаивал на том, что это будет не период затишья. Сетевые компьютеры создадут новую мировую культуру и обеспечат массовое процветание - в серии драматических свержений. Первый выпуск открылся манифестом: «Цифровая революция пронизывает нашу жизнь, как бенгальский тайфун, в то время как основные средства массовой информации все еще ищут кнопку повтора». Технология пообещала спровоцировать «социальные изменения настолько глубокие, что их единственный ответ, вероятно, открытие огня». То, что WIRED болел за эти изменения, никогда не вызывало сомнений. В 90-е годы торговой маркой журнала было выкрикивание: «Готовься!», А также с дикой усмешкой обещали, что за пределами этого пятна турбулентности нас ждет лучший мир.
Все было готово для трансформации. В 1994 году в профиле Electronic Frontier Foundation был задан вопрос: «Насколько сложно было бы взломать правительство?» В 1997 году Джон Кац утверждал, что мы являемся свидетелями «исконных волнений нового типа нации - цифровой нации - и формирования новой постполитической философии». Старая левая-правая политика американской демократии, несомненно, спадет перед лицом этой новой цифровой политики. «Цифровая нация указывает путь к более рациональному, менее догматическому подходу к политике. Мировая информация высвобождается, и, как следствие, мы тоже».
В то же время в журнале всегда возникало живое напряжение, которое восходит к эссе Шрейга 1994 года. Обложка громко говорит о смерти аналогового порядка; текст предвидит, как старый порядок адаптируется, переходит в цифровую революцию и меняет траекторию. Выступление против темы "изобилия" журналом - но также продвигаемого им - является еретическим косоглазым напряжением, тревожного двойственного мнения о том, кто заплатит за будущее. Именно эта напряженность породила некоторые моменты величайшего предвидения WIRED.
Первый номер WIRED появился через четыре года после падения Берлинской стены и через два года после распада Советского Союза. Холодная война закончилась, но WIRED настаивал на том, что это будет не период затишья. Сетевые компьютеры создадут новую мировую культуру и обеспечат массовое процветание - в серии драматических свержений. Первый выпуск открылся манифестом: «Цифровая революция пронизывает нашу жизнь, как бенгальский тайфун, в то время как основные средства массовой информации все еще ищут кнопку повтора». Технология пообещала спровоцировать «социальные изменения настолько глубокие, что их единственный ответ, вероятно, открытие огня». То, что WIRED болел за эти изменения, никогда не вызывало сомнений. В 90-е годы торговой маркой журнала было выкрикивание: «Готовься!», А также с дикой усмешкой обещали, что за пределами этого пятна турбулентности нас ждет лучший мир.
Все было готово для трансформации. В 1994 году в профиле Electronic Frontier Foundation был задан вопрос: «Насколько сложно было бы взломать правительство?» В 1997 году Джон Кац утверждал, что мы являемся свидетелями «исконных волнений нового типа нации - цифровой нации - и формирования новой постполитической философии». Старая левая-правая политика американской демократии, несомненно, спадет перед лицом этой новой цифровой политики. «Цифровая нация указывает путь к более рациональному, менее догматическому подходу к политике. Мировая информация высвобождается, и, как следствие, мы тоже».
Каким-то образом оптимизм WIRED кажется не сахарином, а чванством.
Идея о том, что будущее политики с Интернетом может стать менее рациональным и более догматическим, почти не исследовалась. Тем не менее, оптимизм WIRED выглядел не сахарином, а чванством. В выпуске за июнь 1995 года тогдашний исполнительный редактор Кевин Келли сел с Киркпатриком Сале, самоописанным как «нео-луддит», для терпкой и продолжительной идеологической разборки по теме технологического будущего. Ближе к концу Вопрос/Ответ, Сэйл предсказал, что индустриальная цивилизация в ближайшие пару десятилетий пострадает от экономического коллапса, классовой войны и широкомасштабной экологической катастрофы. В ответ Келли вытащил свою чековую книжку. «Я держу пари на 1000 долларов, что в 2020 году мы даже не приблизимся к тому типу катастрофы, который вы описываете», - сказала Келли. «Ставлю на свой оптимизм».
июль 1997
Обложка журнала, опубликованная в июле 1997 года, провозгласила «Долгий Бум: история будущего 1980–2020 годов». На обложке улыбающийся глобус держит цветок во рту, рядом со словами: «Нам грозит 25 лет процветания, свобода и лучшая среда для всего мира. У тебя проблемы с этим?"
В следующем году WIRED делала ставку не только на технологический оптимизм, но и дала читателям советы о том, как сделать ставку самостоятельно, на свои деньги. Журнал запустил «WIRED Index», портфель компаний в основе так называемой «Новой экономики», «широкий спектр предприятий, использующих технологии, сети и информацию, чтобы изменить мир». Он увеличится на 81 процент в течение следующих 12 месяцев, опережая любой другой широкий финансовый индекс.
И все же, несмотря на неистовый оптимизм, который отмечали обложки WIRED и его самые большие прокламации, журнал также иногда продавался с мрачными, невозмутимыми предупреждениями. Еще в феврале 1994 года писатель Р.У. Сириус размышлял о грубой динамике, которая уже начала проявляться в онлайн-мире, где каждый может стать издателем. «Поскольку все больше и больше людей получают голос, голос должен быть особенно резким, чтобы быть услышанным над шумом», - написал он.
В следующем году WIRED делала ставку не только на технологический оптимизм, но и дала читателям советы о том, как сделать ставку самостоятельно, на свои деньги. Журнал запустил «WIRED Index», портфель компаний в основе так называемой «Новой экономики», «широкий спектр предприятий, использующих технологии, сети и информацию, чтобы изменить мир». Он увеличится на 81 процент в течение следующих 12 месяцев, опережая любой другой широкий финансовый индекс.
И все же, несмотря на неистовый оптимизм, который отмечали обложки WIRED и его самые большие прокламации, журнал также иногда продавался с мрачными, невозмутимыми предупреждениями. Еще в феврале 1994 года писатель Р.У. Сириус размышлял о грубой динамике, которая уже начала проявляться в онлайн-мире, где каждый может стать издателем. «Поскольку все больше и больше людей получают голос, голос должен быть особенно резким, чтобы быть услышанным над шумом», - написал он.
“
«На улице люди терпят разнообразие, потому что им это необходимо - вы попадете отсюда туда, если не попадете никому в лицо. Но новая медиа-среда всегда побуждает вас высказать мгновенное мнение о «Другом». Вы можете стать частью самой большой толпы в истории. Атавистическое веселье, ребята. Айда в кучу!»
В январе 1997 года Том Доу написал эссе, предупреждающее о, в общем-то, фальшивых новостях: «Сеть открывает новый ландшафт в нашем коллективном сознании, между старомодными «новостями» и тем, что раньше называлось виноградной лозой… слухи, сплетни, из уст в уста. Назовите это пара-новостями - информация, которая выглядит и звучит как новость, может быть даже новостью. Или небрежно созданной полуправдой.
Эссе Schrage 1994 года о рекламе было менее мрачным, но оно, конечно, не было шумным. «Чтобы оценить мультимедийные сети завтрашнего дня, не обращайте внимания на идеи и вдохновение Боба Меткалфа, Теда Нельсона и Винта Серфа. Эти техно-вонки не определяют повестку дня», - написал он. «Экономика рекламы, продвижения и спонсорства - больше, чем технологии терафлопс, пропускной способности и графического интерфейса - будет формировать виртуальные реальности, в которых мы можем скоро жить». В статье был представлен мир, в котором смартфоны (ну и КПК) были вездесущими и пульсирующими с рекламным контентом. «Без сомнения, многие цифровые КПК окажутся назойливым эквивалентом нежелательной почты и этих идиотских звонков по автоматическому телемаркетингу. Но что же ... будет хороший рынок программного обеспечения, которое отсеивает ненужные вещи и подчеркивает, чего хотят владельцы КПК». Между этими линиями вы можете уловить ранний, изначальный проблеск основной идеи AdSense и Facebook - будущее, которое до крайнего усложнено, очевидно, чем является освобождающим.
Эссе Schrage 1994 года о рекламе было менее мрачным, но оно, конечно, не было шумным. «Чтобы оценить мультимедийные сети завтрашнего дня, не обращайте внимания на идеи и вдохновение Боба Меткалфа, Теда Нельсона и Винта Серфа. Эти техно-вонки не определяют повестку дня», - написал он. «Экономика рекламы, продвижения и спонсорства - больше, чем технологии терафлопс, пропускной способности и графического интерфейса - будет формировать виртуальные реальности, в которых мы можем скоро жить». В статье был представлен мир, в котором смартфоны (ну и КПК) были вездесущими и пульсирующими с рекламным контентом. «Без сомнения, многие цифровые КПК окажутся назойливым эквивалентом нежелательной почты и этих идиотских звонков по автоматическому телемаркетингу. Но что же ... будет хороший рынок программного обеспечения, которое отсеивает ненужные вещи и подчеркивает, чего хотят владельцы КПК». Между этими линиями вы можете уловить ранний, изначальный проблеск основной идеи AdSense и Facebook - будущее, которое до крайнего усложнено, очевидно, чем является освобождающим.
январь 1998
Но в WIRED изобилию почти всегда давали окончательное слово. В сентябре 1999 года журнал опубликовал эссе Кевина Келли, в котором прямо признал широко распространенные опасения общественности по поводу надвигающегося краха фондового рынка - и улыбнулся перед лицом зарождающейся паники. Технический бум, настаивал он, не закончится. «Представьте себе еще 20 лет полной занятости, сохраняющиеся максимумы на фондовом рынке и повышение уровня жизни. Еще два десятилетия изобретений, столь же разрушительных, как сотовые телефоны, клонирование млекопитающих и Интернет. Еще двадцать лет Quake, индексным фондам и знакам поиска помощи. Процветание не только для руководителей, но и для бывших монтажников, студентов-медсестер и социальных работников».
Через полгода пузырь доткомов начал лопаться.
На какое-то время даже WIRED протрезвел. Обложка в апреле 2000 года была задумчивым эссе соучредителя Sun Microsystems Билла Джоя «Почему будущее не нуждается в нас». Оно представляла собой мир, в котором искусственный интеллект и автоматизация могут пометить само человечество как устаревшее.
апрель 2003
Обновление индекса WIRED за июнь 2001 года открывалось словами «Ой». Вскоре после этого Кевин Келлехер написал эссе под названием «Смерть новой экономики, RIP». «В конце концов, - писал он, - то, что действительно ушибло понятие новая экономика - это плод, который по определению должен был сделать мир лучше. Реальная новая экономика просто агностична: если деловые циклы короче, они также более остры и более болезненны на пути вниз». Когда произошли атаки 11 сентября, это еще больше потрясло упрямую веру журнала в сетевой мир.
ноябрь 2003 - Линус Торвальдс
Но к 2003 году цифровая революция снова стала захватывающей. Распространение Wi-Fi и рост движения с открытым исходным кодом разожгли тысячи спекулятивных бизнес-идей. «Программное обеспечение - это только начало», - заявил WIRED в ноябре 2003 года. «Открытый источник делает для массовых инноваций то же, что сборочная линия для массового производства. Будьте готовы к эпохе, когда сотрудничество заменит корпорацию».
Крис Андерсон, который стал главным редактором WIRED в 2001 году, выразил новый оптимизм эпохи Web 2.0 в серии знаковых статей. В «Длинном хвосте» (октябрь 2004) и «Свободно! Почему $ 0,00 - это будущее бизнеса» (март 2008 г.), он утверждал, что новая реальность бесконечного, слишком дешевого для измерения цифрового хранилища в корне изменит всю экономику. Интернет радикально увеличит охват и распространение нишевых рынков развлечений, писал он в «Длинном хвосте». Книги, музыка, фильмы и телевидение выходят за пределы ограниченного пространства выбора, навязанного физическим инвентарем книжных магазинов и музыкальных магазинов. «Free» предложил более радикальный аргумент, что новая цифровая экономика была в основном организована вокруг экономики изобилия, а не дефицита. В эту эпоху доминирующие бизнес-модели вращались вокруг услуг, которые были, так или иначе, бесплатными.
На пике эры Web 2.0, в июне 2008 года, WIRED отпраздновал свое 15-летие. Редактор-основатель Луи Россетто вернулся с размышлениями о том, чего в начале WIRED было правильным и неправильным. Он признал, что предсказания гибели СМИ были преждевременными. «Правительства», добавил он, «все еще здесь, самонадеянны и властны, как всегда». Но «Долгий бум» был большим вызовом, и он с уверенностью заявил, что они все сделали правильно. «Бум начался с введения персонального компьютера и продлится как минимум до 2020 года», - написал он. «В СМИ много шума о том, как мир пойдет в ад. Помните, что правда там, и это не обязательно то, что политики, священники или эксперты говорят вам».
Обвал Уолл-стрит начался три месяца спустя. Казалось бы, вызывать «Долгий бум» в WIRED - это все равно, что говорить «Макбет» в театре. Лучше не искушать судьбы.
Уильям Гибсону приписывают слова «будущее уже здесь - оно просто распределяется неравномерно». Пролистывая по течению первых 25 лет WIRED, самое поразительное из замеченного то, что будущее никогда не распределяется равномерно. Конечно, все заходят на Facebook и используют Google, но динозавры никогда не умирают сразу, а новая эра изобилия так и не получила своего нерушимого плацдарма.
Крис Андерсон, который стал главным редактором WIRED в 2001 году, выразил новый оптимизм эпохи Web 2.0 в серии знаковых статей. В «Длинном хвосте» (октябрь 2004) и «Свободно! Почему $ 0,00 - это будущее бизнеса» (март 2008 г.), он утверждал, что новая реальность бесконечного, слишком дешевого для измерения цифрового хранилища в корне изменит всю экономику. Интернет радикально увеличит охват и распространение нишевых рынков развлечений, писал он в «Длинном хвосте». Книги, музыка, фильмы и телевидение выходят за пределы ограниченного пространства выбора, навязанного физическим инвентарем книжных магазинов и музыкальных магазинов. «Free» предложил более радикальный аргумент, что новая цифровая экономика была в основном организована вокруг экономики изобилия, а не дефицита. В эту эпоху доминирующие бизнес-модели вращались вокруг услуг, которые были, так или иначе, бесплатными.
На пике эры Web 2.0, в июне 2008 года, WIRED отпраздновал свое 15-летие. Редактор-основатель Луи Россетто вернулся с размышлениями о том, чего в начале WIRED было правильным и неправильным. Он признал, что предсказания гибели СМИ были преждевременными. «Правительства», добавил он, «все еще здесь, самонадеянны и властны, как всегда». Но «Долгий бум» был большим вызовом, и он с уверенностью заявил, что они все сделали правильно. «Бум начался с введения персонального компьютера и продлится как минимум до 2020 года», - написал он. «В СМИ много шума о том, как мир пойдет в ад. Помните, что правда там, и это не обязательно то, что политики, священники или эксперты говорят вам».
Обвал Уолл-стрит начался три месяца спустя. Казалось бы, вызывать «Долгий бум» в WIRED - это все равно, что говорить «Макбет» в театре. Лучше не искушать судьбы.
Уильям Гибсону приписывают слова «будущее уже здесь - оно просто распределяется неравномерно». Пролистывая по течению первых 25 лет WIRED, самое поразительное из замеченного то, что будущее никогда не распределяется равномерно. Конечно, все заходят на Facebook и используют Google, но динозавры никогда не умирают сразу, а новая эра изобилия так и не получила своего нерушимого плацдарма.
Будущее продолжает наступать, мутируя, кланяясь непостоянному давлению рекламных рынков и квартальным отчетам о доходах.
В 2009 году Demand Media стала будущим новостей. Это будущее казалось неизбежным, если не особенно желательным. Demand Media - одна из крупнейших контент-ферм в Интернете, публикующая 4000 видео и статей в день на таких сайтах, как eHow и Cracked.com. Какой контент он обрабатывал? Такой, какой задавался его алгоритмом. Как сообщил в ноябре 2009 года Даниэль Рот для WIRED, Demand Media отслеживала то, что люди искали в интернете, за какие рекламные термины платят рекламодатели и какие темы публикуют конкурирующие онлайн-издания. После того, как алгоритм выбрал тему, статьи и видео были переданы армии фрилансеров, которым заплатили минимальные ставки (15 долларов за статью, 1 доллар за проверку фактов, от 25 до 50 центов за контроль качества видео). Поскольку «Нью-Йорк Таймс», казалось, балансирует на грани, Demand получал огромную прибыль от цифровой рекламы. WIRED сказал, что будущее медиа было «быстрым, одноразовым и чертовски прибыльным».
Видео и инструкции "как сделать", которые создали фрилансеры в сети Demand Media, были предсказуемо скудны. Но это не имело значения. Компании не нужно было предоставлять хорошие ответы на ваш поиск в Google; она просто должна была дать соответствующие ответы, которые хорошо зарекомендовали себя в поисковом рейтинге. Когда компания стала публичной в январе 2011 года, она была оценена в 1,5 миллиарда долларов - как сообщается, что стоит больше, чем The New York Times! Но его статус как будущего СМИ будет недолгим. Вскоре после первоначального публичного размещения (акций) Google объявил об изменении своего алгоритма поиска, специально предназначенного для понижения уровня содержания ферм. Бизнес-модель Demand Media никогда потом не восстановится. В течение нескольких лет изначальная исполнительная команда спокойно ушла. Компания продала некоторые из своих крупных доменов и переименовала ее в Leaf Group в 2016 году. Краткий момент спроса подтверждает точку зрения Шрейджа - «будущее медиа - это будущее рекламы». Но в случае Demand Media будущее рекламы было при условии прихоти инженерной команды Google.
В ретроспективе, большой урок из краткого правления Demand Media исходит из самой хрупкости. В стремлении определить следующую отрасль, которая будет разрушена цифровой революцией, мы недооцениваем, насколько хрупкими являются бизнес-модели самих разрушителей. У них обычно столько страха, сколько у их же старых и неуклюжих собратьев.
Подумайте: Napster не убивал музыкальный бизнес; суды убили Napster. Тогда дюжина похожих на Napster цветов расцвели на своем месте. Но они были в беспорядке, и у них было мало денег, чтобы инвестировать в улучшения. Затем iTunes, Rhapsody и (позже) Spotify создали бизнес-модели, которые включали (сокращенную, другую) роль для лейблов звукозаписи. Ничто, похоже, не в состоянии реализовать свой воображаемый революционный потенциал, и ничто, похоже, не умирает. «Нью-Йорк Таймс» все еще жив (и, напротив, Андерсон, онлайн больше не стоит 0,00 долл., установив платный доступ вместе с многочисленными другими изданиями, включая WIRED). Webzines, блогосфера и Demand Media должны были убить новостной бизнес. Каждый из них оказался по меньшей мере таким же хрупким, как и отрасль, которую он разрушал, - листочек на меняющихся ветрах рынков цифровой рекламы. Воображаемое вчерашнее будущее просто продолжает накапливаться, создавая осадочные слои, на которых можно построить сегодняшнее будущее.
Видео и инструкции "как сделать", которые создали фрилансеры в сети Demand Media, были предсказуемо скудны. Но это не имело значения. Компании не нужно было предоставлять хорошие ответы на ваш поиск в Google; она просто должна была дать соответствующие ответы, которые хорошо зарекомендовали себя в поисковом рейтинге. Когда компания стала публичной в январе 2011 года, она была оценена в 1,5 миллиарда долларов - как сообщается, что стоит больше, чем The New York Times! Но его статус как будущего СМИ будет недолгим. Вскоре после первоначального публичного размещения (акций) Google объявил об изменении своего алгоритма поиска, специально предназначенного для понижения уровня содержания ферм. Бизнес-модель Demand Media никогда потом не восстановится. В течение нескольких лет изначальная исполнительная команда спокойно ушла. Компания продала некоторые из своих крупных доменов и переименовала ее в Leaf Group в 2016 году. Краткий момент спроса подтверждает точку зрения Шрейджа - «будущее медиа - это будущее рекламы». Но в случае Demand Media будущее рекламы было при условии прихоти инженерной команды Google.
В ретроспективе, большой урок из краткого правления Demand Media исходит из самой хрупкости. В стремлении определить следующую отрасль, которая будет разрушена цифровой революцией, мы недооцениваем, насколько хрупкими являются бизнес-модели самих разрушителей. У них обычно столько страха, сколько у их же старых и неуклюжих собратьев.
Подумайте: Napster не убивал музыкальный бизнес; суды убили Napster. Тогда дюжина похожих на Napster цветов расцвели на своем месте. Но они были в беспорядке, и у них было мало денег, чтобы инвестировать в улучшения. Затем iTunes, Rhapsody и (позже) Spotify создали бизнес-модели, которые включали (сокращенную, другую) роль для лейблов звукозаписи. Ничто, похоже, не в состоянии реализовать свой воображаемый революционный потенциал, и ничто, похоже, не умирает. «Нью-Йорк Таймс» все еще жив (и, напротив, Андерсон, онлайн больше не стоит 0,00 долл., установив платный доступ вместе с многочисленными другими изданиями, включая WIRED). Webzines, блогосфера и Demand Media должны были убить новостной бизнес. Каждый из них оказался по меньшей мере таким же хрупким, как и отрасль, которую он разрушал, - листочек на меняющихся ветрах рынков цифровой рекламы. Воображаемое вчерашнее будущее просто продолжает накапливаться, создавая осадочные слои, на которых можно построить сегодняшнее будущее.
Оглядываясь назад на ранние представления WIRED о цифровом будущем,ошибкой, которая кажется наиболее очевидной, является уверенность журнала в том, что технологии и экономика изобилия могут стереть социальное и экономическое неравенство.
И Web 1.0, и Web 2.0 представляли будущее, которое перевернуло традиционную экономику. Мы все собирались стать миллионерами, все собирались быть создателями, все собирались сотрудничать. Но светлое будущее изобилия снова и снова омрачалось нынешними реалиями отчетов о доходах, венчурных инвестиций и акционерного капитализма. На пути ко многим новое богатство последовательно отвлекалось на немногих.
В 2010 году Клайв Томпсон писал о потенциале «одноранговой аренды». Французская компания под названием Zilok позволяла людям «размещать вещи, которые они готовы сдавать в аренду, вместе с ценой», - написал он. «Хотите использовать чью-то машину на весь день? Это на 60 долларов дешевле, чем в большинстве агентств по прокату автомобилей». Это были невинные первые годы share экономики. «Мы видим новое отношение к собственности, когда доступ превосходит права собственности», - пишет Томпсон. «Мы используем биты, чтобы помочь нам делиться атомами».
Когда впервые появились Uber и Airbnb, они носили ореол этого широкого феномена совместного использования. В июле 2012 года Алексия Цоцис описала светящийся ранний статус Uber в WIRED. «Если эта новая модель максимизации ресурсов увенчается успехом, она не просто положит дополнительные деньги в карманы обычных людей», - написала она. «Это также изменит наше представление о работе и потреблении: каждая покупка становится потенциальной инвестицией, а каждый простой - потенциальной зарплатой».
Эти ранние взгляды на экономику совместного использования были точными описаниями момента, но плохим видением будущего. В течение нескольких коротких лет, многие из тех водителей Uber будут застревать, расплачиваясь за свои машины на рабочих местах с минимальной заработной платой без каких-либо льгот. То, что начиналось как серьезное понимание битов и атомов, быстро превратилось в арбитражную возможность для венчурных капиталистов, стремящихся подорвать крупные, прибыльные рынки, обходя правила. Чтобы удовлетворить потребности инвесторов в росте и монетизации, вчерашняя share экономика стала сегодняшней gig экономикой.
В 2010 году Клайв Томпсон писал о потенциале «одноранговой аренды». Французская компания под названием Zilok позволяла людям «размещать вещи, которые они готовы сдавать в аренду, вместе с ценой», - написал он. «Хотите использовать чью-то машину на весь день? Это на 60 долларов дешевле, чем в большинстве агентств по прокату автомобилей». Это были невинные первые годы share экономики. «Мы видим новое отношение к собственности, когда доступ превосходит права собственности», - пишет Томпсон. «Мы используем биты, чтобы помочь нам делиться атомами».
Когда впервые появились Uber и Airbnb, они носили ореол этого широкого феномена совместного использования. В июле 2012 года Алексия Цоцис описала светящийся ранний статус Uber в WIRED. «Если эта новая модель максимизации ресурсов увенчается успехом, она не просто положит дополнительные деньги в карманы обычных людей», - написала она. «Это также изменит наше представление о работе и потреблении: каждая покупка становится потенциальной инвестицией, а каждый простой - потенциальной зарплатой».
Эти ранние взгляды на экономику совместного использования были точными описаниями момента, но плохим видением будущего. В течение нескольких коротких лет, многие из тех водителей Uber будут застревать, расплачиваясь за свои машины на рабочих местах с минимальной заработной платой без каких-либо льгот. То, что начиналось как серьезное понимание битов и атомов, быстро превратилось в арбитражную возможность для венчурных капиталистов, стремящихся подорвать крупные, прибыльные рынки, обходя правила. Чтобы удовлетворить потребности инвесторов в росте и монетизации, вчерашняя share экономика стала сегодняшней gig экономикой.
К настоящему времени цифровая революция - это не просто будущее; у нее есть история. Цифровые технологии управляют нашей экономикой. Они организует нашу повседневную жизнь. Они опосредует то, как мы изучаем информацию, рассказываем друг другу истории и общаемся с нашими соседями. Это то, как мы контролируем, преследуем и поддерживаем друг друга. Это инструмент как наблюдения, так и сопротивления. Вы почти никогда больше не можете быть полностью в автономном режиме. Интернет определяет повестку дня мира вокруг нас.
Опыт цифровой революции показывает, что ее дуга не всегда склоняется к изобилию - или вообще не является прямой линией. Она колеблется, реагируя на гравитационные силы пузырей обмана и монопольной власти, искаженных устойчивостью старых институтов и хрупкостью новых. Сегодняшний WIRED, похоже, усвоил эти уроки.
Возможно, из-за всей этой накопленной истории цифровое настоящее дает меньше места для открытого, бурного оптимизма. Еще в 1995 году, когда Кевин Келли сделал ставку в 1000 долларов с Kirkpatrick Sale, что в 2020 году мы даже не приблизимся к экономическому краху, классовой войне или широко распространенной экологической катастрофе, страницы WIRED рассказывали историю, которая поддерживала его уверенность. Судя по недавним сообщениям WIRED - о климате, дискурсе в социальных сетях и международных отношениях - ставка, по крайней мере, стала намного интереснее. («Он явно проигрывает, - говорит Келли о Сале. - Мы должны найти его, чтобы убедиться, что его чек все еще в порядке».)
Старый WIRED громко сказал о чванливых, оптимистичных вещах и пробормотал свои критические, антиутопные высказывания шепотом. Новый WIRED почти полностью изменил эту формулу. Первый номер начался с описания Тайфуна, которого пока никто другой еще не мог разглядеть. Сегодня все это видят, и журнал сообщает о последствиях и движениях шторма. Это все еще вызывает много энтузиазма по сторонам. Но WIRED больше не приветствует просто так скорое прибытие будущего. Кажется, признавая, что за этим пятном турбулентности, вероятно, находится еще один.
Наслаждайтесь поездкой.
Опыт цифровой революции показывает, что ее дуга не всегда склоняется к изобилию - или вообще не является прямой линией. Она колеблется, реагируя на гравитационные силы пузырей обмана и монопольной власти, искаженных устойчивостью старых институтов и хрупкостью новых. Сегодняшний WIRED, похоже, усвоил эти уроки.
Возможно, из-за всей этой накопленной истории цифровое настоящее дает меньше места для открытого, бурного оптимизма. Еще в 1995 году, когда Кевин Келли сделал ставку в 1000 долларов с Kirkpatrick Sale, что в 2020 году мы даже не приблизимся к экономическому краху, классовой войне или широко распространенной экологической катастрофе, страницы WIRED рассказывали историю, которая поддерживала его уверенность. Судя по недавним сообщениям WIRED - о климате, дискурсе в социальных сетях и международных отношениях - ставка, по крайней мере, стала намного интереснее. («Он явно проигрывает, - говорит Келли о Сале. - Мы должны найти его, чтобы убедиться, что его чек все еще в порядке».)
Старый WIRED громко сказал о чванливых, оптимистичных вещах и пробормотал свои критические, антиутопные высказывания шепотом. Новый WIRED почти полностью изменил эту формулу. Первый номер начался с описания Тайфуна, которого пока никто другой еще не мог разглядеть. Сегодня все это видят, и журнал сообщает о последствиях и движениях шторма. Это все еще вызывает много энтузиазма по сторонам. Но WIRED больше не приветствует просто так скорое прибытие будущего. Кажется, признавая, что за этим пятном турбулентности, вероятно, находится еще один.
Наслаждайтесь поездкой.
~
Сподобалась стаття? Подаруйте нам, будь-ласка, чашку кави й ми ще більш прискоримося та вдосконалимося задля Вас.) SG SOFIA - медіа проект - не коммерційний. Із Вашою допомогою Ми зможемо розвивати його ще швидше, а динаміка появи нових Мета-Тем та авторів тільки ще більш прискориться. Help us and Donate!
Ще матеріали в тему:
