Процесс общественной жизни имеет всегда целенаправленный и осознаваемый в конкретно-исторической форме характер. В нем участвует множество людей со своими субъективно осознаваемыми интересами и целями, которые складываются во взаимосвязанные структуры совместного действия. Это общее действие и представляет собой живой исторический процесс во всем своем многообразии - его осмысливают представители живущих поколений, его закономерные и устойчивые моменты изучают социальные науки, применяя свои познавательные средства. В результате складывается некоторый объективно существующий массив знаний, опираясь на который каждый из нас создает свое индивидуальное видение общества, выделяет значимые для себя формы социального общения и осознанно участвует в них, преследуя свои субъективные цели. Субъективная картина общественной жизни укоренена в объективных, независимых от отдельного человека, исторически сформированных в данное время, практиках и меняется вместе с ними.
Формируемый объективно, в конкретных исторических условиях, тип социального общения представляет собой упорядоченный процесс взаимодействия между людьми, в котором можно выделить две качественные стороны - объективную, связанную с физической активностью и субъективную, связанную с мышлением.
Субъективная сторона может быть рассмотрена как процесс возникновения, использования и изменения взаимосвязанных рациональных и иррациональных компонентов социального мышления. Рациональные компоненты социального мышления описываются социальными науками как философско-идеологические конструкты, иррациональные компоненты – как мифопоэтические конструкты.
Каждое общество несет в себе актуальные мифы, которые представляют собой живую ткань сознания, которая усваивается отдельным индивидом в процессе социализации наряду с другими качествами, необходимыми для жизни в данном, конкретном обществе. Миф позволяет формировать человеку образы происходящего как целостного пространства жизни, удерживать процесс жизни в его единстве, несмотря на все происходящие в нем изменения. Опираясь на имеющиеся базовые мифы, люди вырабатывают способность к социальному взаимодействию и становятся способными к совместному производству всех условий, необходимых для поддержания собственной жизни.
Рациональные и иррациональные компоненты социального мышления имеют обусловленную своей природой логику развития, а также длительность актуального присутствия в сознании людей. Несмотря на то, что они выглядят абсолютными и вечными с точки зрения усвоившего их индивидуального сознания, они всегда связаны с исторической динамикой конкретного социального порядка. В рамках этого порядка они сами возникают, развиваются и исчезают, после чего уступают место новым конструктам, которые, в свою очередь, соответствуют приходящему на смену новому социальному порядку организации совместной жизни людей, образующих общество. Это «змея, кусающая свой хвост».
Взаимодействие в рамках всякого исторически сложившегося общества имеет нормативную и конфликтную стороны. В процессе удовлетворения своих жизненных потребностей люди формируют упорядоченные структуры взаимодействия и одновременно стремятся изменить, разрушить их, поскольку их потребности постоянно меняются. Общественные системы имеют свою динамику. На этапе становления общества возникают и укрепляются соответствующие его природе средства нормативного контроля за поведением масс (институты нормативной регуляции), на этапе его разрушения – средства развития конфликтности и деконструирования социальных отношений. Люди совместно создают и и разрушают формы собственной совместной жизни, действуя при этом осознанно и целенаправленно. Чтобы это происходило, и для первого и для второго типов социального действия создаются соответствующие этим разным задачам образы социальной реальности, возникают опирающиеся на них идеологические конструкты. Поэтому социальная мифология общества содержит два типа мифопоэтических конструктов –
миф о конструировании-удержании и
миф о разрушении-освобождении.
Базовые мифы общества всегда укоренены в его сложившейся практической жизни. Социальные порядки обществ, существовавших на протяжении второй половины ХХ века, включали в себя политические институты, устроенные таким образом, что массовая социальная коммуникация в них осуществлялась с использованием средств централизованного информационного обмена - средств массовой информации. Среди этих средств наиболее значимую роль, роль ядра, выполняли электронные коммуникации – радио и телевидение. В соответствии с этим
возник миф конструирования-удержания о том, что социальный порядок держится на процедурах массовой электронной коммуникации.
Рационально он выразился в «лингвистическом повороте» философско-гуманитарного мышления, а также в возникновении теорий информационного общества. Люди объективно жили в обществах, где путем спектаклизации воспроизводились базовые формы социального общения. В этой же логике производства социального порядка путем массовой коммуникации возник и миф разрушения-освобождения, согласно которого электронная коммуникация может стать средой альтернативного политическим институтам социального общения, средой освобождения от нормативного контроля и влияния политических институтов того времени. Общение на основе взаимодействия в процессах труда отошло на задний план как в практиках, так и в их теоретическом отражении.
В рамках этого коммуникативного мифа возникло представление о том, что при помощи создания процессов электронной коммуникации индивиды могут создавать свободные онлайн-сообщества, способные на изменения политических и социальных порядков.
Оба эти мифа сыграли значительную роль в общественной жизни последней четверти ХХ века, на их основе возникло множество новых культур и форм социального взаимодействия. Одной из таких культур стали сетевые онлайн-сообщества, выполняющие нынче функцию социальных медиа.
Сетевые онлайн-сообщества изначально складывались как среды такой коммуникации, которая была бы альтернативной той, которая осуществлялась в рамках действовавших политических институтов, опиравшихся на средства массовой информации. В сетях культивировались различные идеологии социального освобождения, они выглядели пространством свободы от политики. Их участники вступали в коммуникацию, свободную от нормативного и ценностного контроля со стороны действовавших институтов политического контроля. Степень альтернативности онлайн-сообществ была различной – от нейтральной аполитичности до политического радикализма.
По мере развития возможностей коммуникации в Интернете сетевые сообщества изменялись количественно и качественно, становились все более значимым компонентом социального общения. Это отражалось в росте их политической роли. В целом ряде случаев сетевые сообщества в Интернет выступили в роли коммуникативных сред эффективной альтернативной политической активности. На основе мобилизации в социальных медиа формировались движения, которые разрушали политические институты или были средством борьбы политических институтов, имеющих свои цели.
Участники социальных коммуникации на базе онлайн-сетей мыслили свою активность в рамках мифа разрушения-освобождения, в то время, как миф конструирования-удержания был основой мышления противостоящих им сторонников политического порядка. Это позволяло говорить о противостоящих «новых» и «старых» медиа как качественно различных в социально-политическом смысле средах, формировать представления о кибер-анархическом будущем, лишенном влияния политических институтов на коммуникацию. В то же время сами практики сетевой электронной коммуникации на основе социальных медиа постепенно осваивались как инструмент нормативного регулирования – формировались политические и правовые доктрины, принимались законы, развивался корпус критических исследований, в сетевое общение включались сторонники удержания влияния политических институтов в будущем, нарабатывались практики политической борьбы.
Пространство сетевой коммуникации из инструмента альтернативной коммуникации и мобилизации постепенно стало ареной политических конфликтов и борьбы. Это объективно изменяло его характер, но базовые мифологических представления о нем в сознании людей оставались прежними. Общение в составе сетевых сообществ по-прежнему виделось как такое, где не действовали регуляторы политических институтов – прежде всего государства.
Практики воздействия нормативного политического регулирования коммуникации в сетевых сообществах развивались и становились все более эффективными. Их субъектами становились институты государства, бизнеса, гражданского общества, которые проецировали свои интересы в среду сетевых сообществ и использовали для этого весь спектр своих ресурсов.
Например, Коммунистическая партия Китая нашла благодатную информационную среду в новом мире социальных медиа. КНР создала киберполицию численностью до 300 000 солдат, а также сетевую «50-центовую армию» численностью около 2 миллионов человек, которым платят символическую плату за комментарии на сайтах социальных сетей в пользу пропаганды китайской компартии. Эта политическая система является высоко структурированной, сложной и встроенной в разные институты. У нее были десятилетия, чтобы созреть и совершенствоваться, расти и расширяться с новыми технологиями и методами.
К примеру, в Пакистане в ноябре 2020 года приняли законопроект, который обязывает американские соцсети Twitter и Facebook в течение суток удалять контент по требованию надзорного органа. Согласно законопроекту, аккаунты Twitter и Facebook будут заблокированы в стране, если не удалять контент по требованию. Кроме того, мессенджеры, такие как WhatsApp обязаны передавать правительству Пакистана данные переписки без решения суда. В случае отказа их ждет штрафа до 3,1 миллионов долларов или блокировка на территории страны.
Отношение киберкоммуникативных социальных сетей и политических институтов поменялось. В этом отношении резонансным прецедентом стало требования главы Twitter Джека Дорси 8 января 2021г. от сотрудников этой социальной сети банить аккаунт действующего президента США Дональда Трампа. Он отмечал, что эти действия — лишь часть, и на самом деле нужно распространить подобные практики не только на один аккаунт. Об этом бизнесмен говорит в видео, которое опубликовала организация Project Veritas.
Утверждается, что общение проходило 8 января, на следующий день после того, как аккаунт Трампа заблокировали на 12 часов «в результате беспрецедентной насильственной ситуации в Вашингтоне». Уже вечером 8 января компания объявила о бессрочной блокировке американского лидера в своей соцсети.
"Facebook ведет эскалацию кампании интернет-цензуры, нацеленной на отдельные политические группы. Целые страницы в «Фейсбуке» удаляются, а отдельные аккаунты блокируются, — без каких-либо объяснений или возможности это оспорить.
Эти действия происходят в изменившемся широком политическом контексте. Продолжается и усиливается политический кризис американского государства; бушующая пандемия унесла жизни почти 430 тысяч человек в Соединенных Штатах; чрезвычайный экономический кризис вызывает оппозиционные настроения.
За последние десятилетия все ведущие государства и корпорации создали инструменты системного влияния в среде социальных медиа. В этом контексте социальные медиа фактически изменили свою первоначальную природу, но базовый миф, на котором они строились, существовал до последнего времени. События в США проявили завершенность этого периода.
Никто не голосовал за Цукерберга и Дорси, не давал им полномочий лишать свободы слова Президента США, но эти главы двух корпораций не постеснялись забанить президента своей страны в принадлежащих им социальных сетях. Они при этом игнорировали мнение беспрецендентных за всю историю выборов 74 млн. американцев, отдавших голос за Трамапа. IT-гиганты пошли ва-банк, пытаясь блицкригом зачистить площадки от политически неугодных и диссидентов.
У этой стратегии есть обратная сторона - ещё больше подрывается доверие народа к институтам власти и Конституции США. Кроме того, катализируется запрос на появление социальных сетей распределенного типа (на блокчейне, как криптовалюта или De-Fi-сервисы), которые бы не управлялись централизовано и не имели единого хозяина. Но это лишь попытка удержания базового мифа.
Марк Цукерберг, ранее заявлявший об отстаивании принципов свободы слова, анонсировал изменения в Facebook, которые им прямо противоречат. По его словам, он думает о способах сделать политический контент менее заметным на платформе. Для этого компания может вносить изменения в новостные ленты пользователей: «Поскольку мы продолжаем уделять этому внимание, нам необходимо убедиться, что сообщества, в которых люди общаются, являются здоровыми и позитивными. Это то, на чем мы сейчас сосредоточились. Один из способов сделать это - уничтожать группы, которые нарушают наши правила в отношении таких вещей, как насилие или язык вражды. В сентябре мы рассказали, что только за последний год удалили более миллиона групп. Но есть также много групп, к которым мы не можем побуждать людей присоединяться, даже если они не нарушают нашу политику.
Например, мы перестали рекомендовать гражданские и политические группы в США перед выборами. Мы продолжаем доводить до совершенства работу этого механизма, но теперь планируем в долгосрочной перспективе не рекомендовать участие в гражданских и политических группах во всем мире. Мы делаем это, чтобы снизить накал и предотвратить разногласия и сообщества.
В том же духе мы рассматриваем шаги, которые мы могли бы предпринять, чтобы уменьшить количество политического контента в ленте новостей. Мы все еще работаем над оптимальным способом сделать
это.»
Факт исключения из социальных медиа действующего Президента Соединенных Штатов Америки мистера Трампа - символ завершения актуальности мифа о сетевых сообществах как пространстве альтернативной политической коммуникации.
До этого факта социальные медиа представлялись в качестве свободной среды коммуникации, в которой различные акторы присутствуют на равных, где их деятельность не является продолжением действия политических институтов. Несмотря на то, что аргументов для противоположного понимания онлайн-общения становилось все больше, миф сохранялся.
Прецедент с мистером Трампом показал, что социальные сети не являются пространством свободной коммуникации, они регулируются в рамках политических интересов определенных групп на самом высоком уровне политических институтов. Сами социальные сети выступили в роли особого политического актора, заняли политическую позицию, их участники выступили в роли эффективного инструмента уже не разрушения, а удержания определенного политического порядка.
Какая политическая реальность стоит за тем, что мистера Трампа, находившегося в статусе действующего президента США с позиции внешнего наблюдателя судить трудно, здесь могут быть различные гипотезы. Безусловно, что это событие глобального масштаба и представляет собой некоторые необратимые изменения в реальных политических отношениях. Это может быть факт, который проявляет реальность власти транснациональных структур над американским политическим процессом и, в конечном счёте, национальным истеблишментом – как это трактуют одни наблюдатели, стремящиеся увидеть в происходящем борьбу глобалистов с институтами национальных государств. Те же наблюдатели, которые видят в происходящем борьбу цивилизационных миров, могут истолковывать произошедшее с мистером Трампом как факт, проявляющий, что
социальные медиа стали инструментом в руках представителей «внутреннего государства» - национальной элиты США, которая таким образом избавилась от «несистемного фактора» в его лице. Так или иначе, этот факт оказал пока только шокирующее воздействие и еще не до конца осознан. «Бан» мистера Трампа можно рассматривать как критический прецедент завершения действовавшего в массовом сознании прежнего мифа и начало перехода к новому базовому социальному мифу. В рамках нового мифа будет организовываться и активность участников онлайн-сообществ.
В этом отношении можно говорить о перспективе актуализации мифа о сетевых онлайн- сообществах как политических инструментах, основой деятельности которых выступает социальный, культурный и политической контроль за деятельностью человека на индивидуализированном уровне.
Миф о сетевых сообществах как пространстве свободы сменяется мифом новой несвободы под контролем искусственного интеллекта в рамках алгоритмированных процедур повседневной жизнедеятельности. При этом возникает запрос на новый миф разрушения-освобождения, уже не связанный с коммуникативными практиками исторически уходящих политических институтов, где противопоставлялись средства массовой информации и социальные медиа.