Поэтапный выход из карантина в Украине во второй половине мая даёт надежду на некоторые улучшения, но в целом люди всё еще испуганы внезапными переменами и угнетены неясной жизненной перспективой, чувствуют себя брошенными государством, ощущают недовольство ограничительными карантинными мерами, прежде всего по экономическим причинам. Государство не оказало помощи людям во время карантинных мер, ограничившись запретами. По примеру других государств, в процессе разворачивания пандемии граждане Украины ожидали снижения налогов и коммунальных платежей, государственной помощи самозанятым, мелкому и среднему бизнесу в выплате заработных плат. Но ничего из этого сделано не было. Как одна из рефлексий происходящего, возник чёрный юмор: «люди могут умереть уже не от коронавируса, а от голода».
В то же время пандемия не стала препятствием для правящего класса в осуществлении непопулярных мер – приняты закон о продаже земли сельскохозяйственного назначения, о банковской системе, несмотря на чрезвычайность угрозы здоровью граждан продолжается медицинская реформа, ведущая к сокращению расходов на медицинские учреждения. В работающих больницах медики получают по-прежнему копеечную зарплату, рискуя при этом жизнью.
По выражению одного из журналистов, «во время карантина народ увидел, что такое наша власть. Не могу даже сказать, что у нас капитализм, у нас в Украине какой-то неофеодализм, где каждый феодал-олигарх имеет свои СМИ, свою армию, - теперь это модно… Не знаю, как на них сказывается карантин, а народ за это время обеднел. Многие предприниматели обанкротились, не у всех же такие финансовые запасы «жира», как у богатых. А что говорить о наёмных работниках? Они сидят без денег, никто им в это время зарплату не платил, государство не помогло.»
В страну вернулась часть людей, работающих за рубежом, но значительная их часть осталась в странах пребывания. Вернувшиеся с определенными трудностями люди в значительной части намерены уехать при первой же возможности. Для них наступил момент истины и самоопределения - они были восприняты неблагоприятно, как источник опасности переноса вируса (кем в известной мере и были). У большинства из них нет перспектив работы и социального места в стране. При этом граждане Украины, решающие на свой страх и риск (зачастую не вполне легально) проблемы собственного трудоустройства, вызванные углубляющимся кризисом собственной страны, столкнулись с тем, что государство намеревается вести себя в отношении них как хозяин трудовых ресурсов, готовый решать собственные экономические и политические проблемы, распоряжаясь их жизнями.
В режиме ограничений и изоляции общество разделилось на «работающих» и «неработающих» - тех, кто критически важен для обеспечения жизнедеятельности страны и тех, без чьего участия она может обойтись. Это сказалось на социальном самочувствии миллионов сограждан. Обе категории стали бороться за свои права доступными им способами. Процветавшие и ощущавшие свой социальный престиж категории работников, связанные с «передовым» постиндустриальным укладом, ведущим в будущее (услуги, торговля), оказались в критическом положении. Премьер-министр Украины Денис Шмыгаль заявил, что число зарегистрированных безработных выросло почти в десять раз по сравнению с периодом перед введением карантина.
Проявилось неравенство социальных групп связанное с лоббизмом во власти – крупный бизнес смог обеспечить защиту своих интересов и работал, в то время, как мелкий и средний не мог работать и терпел убытки, которые не принимались во внимание фискальными органами. Так, в апреле 2020 года прекратили деятельность 16,3 тыс. физических лиц-предпринимателей. Украинские предприниматели выходили с протестами в регионах и в Киеве, требовали от власти с 1 мая 2020 года снять ограничения и запустить весь бизнес страны, отправленный на длительный карантин из-за угрозы короновируса, при условии соблюдения санитарно-гигиенических требований. Также выдвигалось требование, чтобы в стране сняли налоги с бизнеса, которому было запрещено вести деятельность на период карантина.
Но результатов не было – в отличие от требований праворадикальных групп, периодически ставящих категорические условия власти, последняя не слышала голос протеста бизнес-сообщества. Когда же представители этих категорий столкнулись с тем, что на практике лишь организованный протест проявил эффективность (были приняты решения об открытии рынков и др.) в обществе вырос запрос на реальную. Действующие политические структуры пытаются использовать это недовольство в своих интересах, но высокое недоверие к ним и отсутствие ресурсов влияния делают эти усилия пока не эффективными.
Средний класс пострадал очень заметно – именно к нему принадлежит большинство городских жителей, работающих в сфере услуг, преимущественно замороженной во время пандемии. Однако принадлежность к среднему классу определяется не только ежемесячным доходом, но и образом жизни - стандартами потребления, организацией досуга, культурными запросами, самосознанием. Падение доходов влияет на возможности, но не на потребности. Люди стремятся сохранить горизонт собственных возможностей - добиться того, чтобы уровень доходов вновь соответствовал их индивидуальным (и вместе с тем классовым) запросам. Эта группа не собирается удовлетворяться тем, что в пирамиде потребностей опустится на пару ступеней и будет вынуждена существовать за счет обещанных государством общественных работ. Значительная часть среднего класса лояльна и поддерживает власть, многие делают это не по убеждениям, а по аполитичной инерции. Но именно в этой прослойке выше интерес к политическим изменениям, снижению роли государства в экономике, общественной и частной жизни. Представители среднего класса, в том числе и в силу качества образования, чаще склонны к критической оценке действительности, проявляют волю к самостоятельности и ответственности – не исключением стала и пандемия.
Кризис государственности усилился – люди видят, как на пандемию реагируют соседние страны и сравнивают с тем, что происходит в Украине. В массовом сознании под воздействием шока от воспринимаемого контраста может измениться система координат восприятия политической системы Украины в целом.
Так, в Европейском Союзе с первых дней кризиса руководства отдельных стран и структур ЕС стали разрабатывать варианты активного государственного вмешательства в экономику, основанные на значительных бюджетных расходах. Все варианты борьбы с экономическими последствиями кризиса, вызванного пандемией, полагались на государственные банки развития, центральные банки и государственные фонды. Меры, которые предпринимают в Европе, можно разбить на два основные направления: бюджетная помощь с зарплатами и увеличение инвестиций. Мобилизация инвестиций прошла довольно быстро и уже 16 апреля этого года министры финансов ЕС решили предоставить госгарантии банку развития ЕС (ЕИБ) на сумму для проведения антикризисных инвестиций на огромную сумму 200 млрд евро (для сравнения: годовой ВВП Украины составляет 130 млрд евро). Если говорить об отдельных странах, то в Великобритании, Франции, Люксембурге правительства решили выплачивать из бюджета 70—80% зарплаты работникам пострадавших компаний, чтобы предотвратить увольнения. Испанское правительство социалистов запустило программу «Социальный щит» на 200 млрд евро, которая помогает работникам справиться с выплатой ипотеки и сокращением рабочего дня.
Антикризисные меры украинской власти в основном сводятся к ограниченным налоговым каникулам и скромной помощи из средств бюджета, составленного так, что каждая третья гривна из государственного бюджета Украины будет отдаваться в качестве выплат по внешним долгам. Кроме неэкономических мер, не требующих расходов (временный запрет на отключение коммунальных услуг должникам) отменены единый соцвзнос (ЕСВ) для ФОПов, штрафы, налоговые проверки (но не сами налоги) и налог на пользование землей, формирующий ресурсы органов местного самоуправления. При этом наемные работники продолжают платить и единый социальный взнос, и подоходный налог, которые автоматически вычитаются из зарплаты. Владельцы же бизнесов могут официально не платить некоторые налоги - это явная защита интересов более имущих слоев населения.
Пандемический кризис усугубляет социальное неравенство, в первую очередь бьёт по наиболее уязвимым слоям населения - женщинам, молодёжи, прекарным занятым. От самоизоляции больше страдают те, кто живёт в съемном жилье, женщины теряют работу быстрее мужчин. Обеспеченные граждане уезжают проводить карантин в загородных резиденциях, а наемные работники съезжаются с родственниками, потеряв возможность платить за жильё. Однако и промежуточные слои чувствуют угрозу своему положению и привычному образу жизни, пусть и в меньшей степени.
Карантин с властью играет злую шутку – он был воспринят многими её представителями как гарантированное спасение от падающей легитимности, но фактически подталкивает еще дальше развитие политического кризиса по линии центр-регионы. Произошло это очень быстро – после ряда апрельских скандалов, показавших двойственность «новой команды» центральной власти. Но дело не столько в скандалах, сколько к состоявшему возврату к политическому курсу предыдущей власти. По результатам опроса, проведенного Социологической группой «Рейтинг» в течение 12-13 мая 2020 года, треть (32%) населения оценивают направление движения страны как «правильное», а половина (52%) – как «неправильное», еще 17% затруднились ответить. Более положительно оценивают ситуацию молодые респонденты, сторонники президента Зеленского и партии «Слуга народа». Карта доверия изменилась почти до обратных величин – в сентябре 2019 «правильным» направление движения страны считали 52% опрошенных тем же агентством по той же методике, а «неправильным» - 22%. Первый год правления президента Зеленского в мае 2020г. на «отлично» или «хорошо» оценили треть опрошенных, почти 40% - «удовлетворительно», около трети – «неудовлетворительно» или «ужасно». Наилучшие оценки президент заслужил за освобождение пленных и заложников и борьбу с коронавирусом. Относительно средние оценки получили такие сферы как объединение страны, международная политика, укрепление обороноспособности, социальная защита населения, обновление кадров во власти, реформирование образования. Хуже всего опрошенные оценили уменьшения влияния олигархов на политику, земельную и медицинскую реформы, борьбу с коррупцией, экономическое развитие и прекращение огня на Донбассе. В таких сферах как борьба с коррупцией, медицинская и земельные реформы и уменьшение влияния олигархов на политику негативные оценки дали также не менее трети сторонников действующего главы государства.
Подобно конфликту на Донбассе для П.Порошенко, пандемия для команды В.Зеленского стала процессом, на котором она строит собственную институциализацию и процедуры политического влияния - уже после того, как была утеряна прежняя легитимность режима. Тот запрос, на котором новая команда пришла во власть, не выполнен и пандемия используется как «спасительный круг» легитимности. В результате образовался запрос на «новую новую власть», то есть на соответствующие повестке пандемии «новые» фигуры, что стало одним из оснований новой дифференциации в команде В.Зеленского.
Процесс мобилизации общества для выполнения под руководством власти задач, связанных с карантином, пришелся на фазу длящейся уже более года социальной демобилизации. Именно на этой волне В.Зеленский, обещавший скорый мир и наказание тех, кто пользовался вооруженным конфликтом для личного обогащения, пришел к власти год назад. Вооруженному конфликту на Донбассе уже шесть лет и он по-прежнему не имеет перспектив разрешения в рамках сложившихся подходов всех его сторон, что порождает аномию в обществе. Вооруженный конфликт в 2014г. мобилизовал общество (хотя и с разными полярностями), но с течением времени превратился в банальность и производит уже обратный эффект – он стал делом отдельных профессиональных групп и связанных с ними политиков, перестав быть «пространством общего».
Сначала угроза пандемии была воспринята по аналогии с военной угрозой, всерьез, но после ряда скандалов и деятельности власти, легитимность карантина как актуального общественного события упала. Сводки о заразившихся рутинизуются - опасность, которая рядом, становится чем-то привычным. Население годами живет с масштабыми эпидемиями туберкулёза и СПИДа, в ситуации настоящей «войны на дорогах», всплеска криминальной волны, не говоря уже о бесконечных сообщениях о боестолкновениях и угрозе вторжения «захватнических войск» - не удивительно, что уровень чувствительности к запугиванию новой угрозой оказался весьма низким. Пандемия начинает выглядеть и восприниматься все в большей мере как продолжение прежних политических практик безответственного управления в интересах внешних субъектов и собственной прибыли. Новая угроза не изменила образ власти в массовом сознании. Этой ситуацией начали пользоваться противники власти, но делают это пока в своих старых идеологических повестках, которые не воспринимаются населением как эффективные. Возникает несистемное протестное движение регионального и отраслевого характера – с требованиями к власти выступили врачи, фермеры, мелкий и средний бизнес, автоперевозчики работники сферы массовых развлечений и т.п. Политическая повестка становится более частной, «проваливается» на уровень местных проблем. Привычность «растекания» протестной активности успокаивает и вселяет надежду на успешность стратегий реакции власти в виде имитации и «заговаривания». Но это вовсе не означает, что не возможны новые конструкты обобщения политического действия на новой основе.
Пандемия усилила пластичность массового сознания, оторвав от привычных ему представлений о устойчивых и неизменных реалиях жизненного мира. Для многих шоком было то, что решением власти возможно остановить весь транспорт, регламентировать и ограничить физическое передвижение значительной части населения. «Оказалось», что влияние общества на государство сильно преувеличено и для последнего не существует никаких «красных линий». Это породило новое массовое переживание стресса, результатом чего становится распад структур повседневности, гиперлокальных (общинных, соседских, производственных) структур социальной жизни. Люди переживают свою оставленность и исключенность, социальное отчуждение, обычно скрываемое в автоматизмах повседневности в систуации отчуждения становится объектом, который поневоле осмысливается и переживается. Это имеет как психологические, так и мировоззренческие последствия, меняется характер отношения масс к происходящему со страной в целом, открываются возможности для новых идеологических влияний. Этот процесс «слабых изменений» на уровне общественной морали традиционно не воспринимается всерьез постсоветских обществах, где элиты воспитаны в духе примитивного механического материализма, заставляющего смотреть на народ с позиции «а куда они с подводной лодки денутся?» Но эти изменения идут и порождают новые эффекты осмысления, что проявляется в частности через дискуссии в социальных сетях. Результатом роста неопределенности становится повышение чувствительности к альтернативным, несистемным факторам, рост уровня внушаемости людей – и не только со стороны официальной пропаганды. В такой обстановке возможны массовые психозы, растет иррациональность, что снижает потенциал политико-правового регулирования поведения масс.
В изоляции повысился уровень семейного насилия, нанесен удар по прежней системе воспитания и образования. Дистанционное образование поставило в непривычные условия учителей, учеников и родителей, разрушило традиционный воспитательный процесс. Стресс и изменения образа жизни приводят к снижению иммунитета и росту психогенных заболеваний. В условиях гиподинамии тонус организма ослабляется, что воспринимается как симптом болезни, что само по себе усиливает панические настроения.
Пандемия сменилась инфодемией, однако новая угроза не смогла объединить политических противников в общей борьбе, лишь обострив противоречия на информационно-политическом поле.
В средствах массовой коммуникации не был сформирован единый дискурс пандемии – эта тема еще больше разделила общественное сознание. Отсутствие авторитетных источников информации, многообразие трактовок угрозы, целесообразности и оценок эффективности принимаемых мер усилило дистанцию между вербальным и реальным поведением как государственных чиновников, так и масс. Формируется массовая негативная субкультура пандемии, растут настроения ожидания чудесного избавления на фоне негативных экономических прогнозов.
По расчетам аналитиков ЮНИСЕФ более 6 миллионов украинцев окажутся за чертой бедности, трудное финансовое положение ожидает каждую вторую украинскую семью с детьми, поэтому пострадают 1,4 млн. детей. ЮНИСЕФ обеспокоен, что ухудшение экономической ситуации будет иметь наиболее разрушительное воздействие на многодетные семьи, одиноких родителей с детьми, семьи с детьми до 3-х лет и одиноких пенсионеров старше 65 лет.
Пока же наиболее пострадавшими в ходе карантинных мер стали самозанятые слои населения, т.н. средний класс – средний и мелкий бизнес, заробитчане, все, кто не связан с государственной службой или крупными корпорациями. Так проявилась социальная сущность построенного при П.Порошенко государства – несмотря на идеологическую риторику о мелкобуржуазности «мифа майдана», о наличии мощной самоорганизации «среднего класса», массы оказались перед необходимостью такой самоорганизации в целях экономического и физического выживания. Но теперь это происходит перед лицом сильной государственной машины с репрессивными функциями, которые продолжали наращиваться в период коронавируса.
В повестке новой «борьбы со злом» пандемия подтолкнула к формированию фигуры нового «внутреннего врага» в лице тех, кто не выполняет требование «санитарных властей». Живущим в рамках прежней мифологии все труднее становится не видеть того, чего видеть не хочется – своего реального, а не воображаемого положения. Как реакция на это формируются стратегии «уклонения» от нормативного давления. Этому способствует неопределенность темы коронавируса и ограниченность ресурсов влияния власти.
Часть граждан понимают пандемию как заговор власти в интересах внешних сил, чему способствует и специфика восприятия массовым сознанием вирусной угрозы - вместо физико-биологического объекта массовое сознание пытается взаимодействовать с ней как с политико-правовым явлением. Люди выражают протест, пытаются отстаивать свои экономические права, право на передвижение, разоблачают, уклоняются от дисциплинирующих практик на гиперлокальном уровне.
Освоение (изучение и понимание) собственно физической природы угрозы, поиск способов нормализации карантина как необходимого и оправданного режима жизни, идет фрагментарно и медленно еще и в силу отсутствия авторитета научно-рационального подхода к реальности, доминирования архаических мифологических структур в восприятии реальности. Понятия научного тезауруса недоступны массовому мифологизированному сознанию, что проявляется в массовом неадекватном восприятии угрозы и поведении в сложившейся ситуации.
В ходе разворачивания карантинных ограничительных мер разрываются не только межличностные но и межтерриториальные связи, единственным связующим институтом общества в целом становится весьма неустойчивая и малоэффективная вертикаль власти. Под влиянием этого в регионах усилились процессы локализации, проявляется то, что им необходимо в общегосударственной жизни и что излишне. Регионы стали замыкаться в себе, пытаются жить своей самостоятельной жизнью. На этой волне, особенно в преддверии местных выборов осенью 2020г., возросла роль и влияние региональных властей. Местная власть для населения стала значимее центральной, которая стала удобным объектом обвинения во всех бедах. В то же время на местах начал происходить перераздел сфер влияния и собственности, что укрепило потенциал влияния «местных феодалов».
Необходимость централизованного управления проявилась в контексте ситуации, переживаемой Украиной в связи с лесными пожарами, которые бушевали на фоне пандемии. Они начались 4 апреля пожары в лесах Чернобыльской зоны в Киевской области распространились на соседнюю Житомирскую область, где огонь уничтожил 40 домов сельских жителей в нескольких селах, в Полесском заповеднике за сутки уничтожил около 500 га леса и порядка 120 га агропромышленного комплекса. К маю в Черниговской области потушили горевший месяц гигантский пожар. Экологи говорят о небывалой осенне-зимней засухе, которая продолжилась весной, и отмечают антропогенный характер возгораний. Опасность возникновения пожаров на открытых территориях существует в Одесской, Николаевской и Запорожской областях. Из-за высокого уровня пожароопасности значительно увеличивается и риск возникновения многочисленных пожаров в природных экосистемах и на открытых территориях. Сохраняется опасность горения торфяников в прилегающих к лесам областях, которые может ликвидировать только подъем грунтовых вод. Сильно обезвоженный грунт не сможет впитать большое количество осадков, вода будет стекать в реки и озера, что угрожает сильными паводками. Эти пожары привели к выходу Киева в лидеры городов мира по загрязненности воздуха. Власти и санитарные службы рекомендовали киевлянам не открывать окна, не выходить на улицы без крайней необходимости и регулярно делать влажную уборку помещений. Возросли болезни – сердечные и дыхательных путей.. Полиция боролась с поджигателями. Секретарь Совета национальной безопасности Алексей Данилов сообщил в Facebook, что пожары могли возникнуть в результате умышленных поджогов, к которым причастны землевладельцы. По версии министра внутренних дел Украины Арсена Авакова первоначальной причиной возгорания стала авария на линии электропередач. Его советник Зорян Шкиряк написал в Facebook, что пожары и в Чернобыльской зоне, и в Житомирской области могли быть результатом спланированной диверсии с целью « нагнетании истерии и усилении панических настроений среди населения в условиях карантина». Пострадавшие жители Житомирской области высказывают мнение, что это был преднамеренный поджог, как месть за обращение селян в прокуратуру по поводу вырубки леса с целью незаконной добычи янтаря. Обсуждалась гипотеза о поджогах с целью сокрытия покрываемых властью незаконных вырубок леса, акцентировалось также и на поджогах травы как части культуры землепользования в частных хозяйствах. Пожары проявили, что изменения климата уже наступили, а Украина к этому оказалась не готова на организационном уровне. Возникла угроза пожаров нового, средиземноморского типа, когда есть сильный ветер и засуха, которая продолжается три-четыре месяца. Украинские пожарные не имеют опыта тушения такого рода пожаров, к тому же смена руководства обусловливает постоянную смену людей, соответственно нет централизованного управления подготовкой и тушением пожаров. Необходимо пересматривать ответственность и ГСЧС, и лесных хозяйств и сельсоветов, и громад, и всех землевладельцев, лесопользователей. Но политических условий для всего этого в условиях «феодализации» региональной власти нет и как Украина справится с новым экологическим вызовом совершенно непонятно.
На фоне пандемии проявилось отсутствие действенных эффективных решений имеющихся социальных и экономических проблем. Разрушается миф о том, что есть простые и понятные «благотворные реформы», которые не хотят реализовывать олигархи и старая власть в целом, а новые лица реализуют эти реформы и непременно приведут страну к процветанию. Лекарство «реформ» оказалось хуже болезни - пандемия проявила практический социальный результат демонтажа социального государства и неолиберального курса в экономике, ослабивших способность народа не только решать, но и воспринимать проблемы общего характера. Угроза вирусной эпидемии – одна из таких проблем. Она воспринимается и интерпретируется различными группами в рамках собственных представлений о своих интересах, но не как реальная общая угроза, что не приводит к формированию целенаправленного действия на уровне общества в целом.
Однако, несмотря ни на что, власть продолжает удерживать прежний неолиберальный курс. Новая команда проявила «новый цинизм» - «мы просто выполняем то, чего от нас требуют и поэтому не отвечаем за свои действия. Раз мы получили большинство на выборах, то принимаемых нами решений хочет народ Украины, МВФ партнеры. Мы действуем как нас учили в университетах, мы никому ничего не должны, всех выслушаем и дадим ответ, а действовать будем по своей собственной воле.» Как альтернатива оппозицией была заявлена идеология «национального эгоизма», предполагающая выработку программ государственно-частного сотрудничества в интересах развития страны как самостоятельного промышленно-индустриального комплекса. Но этот курс требует изменения неолиберальных идеологических оснований государственного развития и системы международного партнерства, к чему политический класс в целом не готов. Отдельные лидеры оппозиции выступают с радикальными оценками и лозунгами, но дальнейших практических политических действий не происходит.
Поэтому естественной представляется проводимая политика уступок требованиям внешних партнеров и внутренних радикальных сил в продолжении курса предыдущей власти. Перспектива выработки самостоятельной политики интерпретируется в массовой коммуникации как крайность либо риторическая позиция оппозиционных сил – при том, что она пользуется все более возрастающей популярностью по мере проявления реальных (а не мнимых) последствий проводимых в стране реформ.
Образ новой власти как «неопытной» и такой, что «еще не взяла рычаги управления в свои руки» исчерпан. Туман неопределенности, который был ресурсом легитимности В.Зеленского в течение года, в период пандемии развеялся. Он предстал как последовательный, принципиальный продолжатель и союзник политической линии П.Порошенко в реализации прежней формулы государственного строительства - но уже как единственно возможной прагматической программы, без идеологических излишеств в виде этнонациональной харизмы и религиозно-церковного пафоса.
Проблемы гуманитарной сферы решаются теми же способами и в том же направлении, «идолы майдана» свергнуты с идеологического пьедестала но их положение как и прежде устойчиво, а их дело продолжается. Новых идеалов нет – первоначальная риторика «либертарианства» сменилась возвратом к прежним идеологическим позициям. Попытки «заговорить» проблемы ни к чему не приводят – заявленная позиция идеологической амбивалентности («какая разница») реализуется в виде попустительства деятельности прежних политических персонажей. Как заметил один комментатор: «Все по заветам старины Макиавелли. Вот тут правильные украинцы, а здесь уже – внутренние враги. За линией Керзона живут милые хоббиты, а за большим атлантическим океаном – всесильные эльфы, ну а на востоке Мордор. На Майдане была революция, за Институтскую отвечает Янукович, за Одессу – Путин, ну а Донбасс – это 26-я русско-украинская война. Красота, где нет даже оттенков у черного и белого. Просто один квадрат Малевича.» Зеленский становится репликой Порошенко, а тот обретает черты фундаментальной фигуры государственного строителя - «сивочолого гетьмана». Но проблема в том, что эта система не функциональна - иначе зачем было менять Порошенко на Зеленского?