УКРАИНА: ИСПЫТАНИЕ УЛЬТРАГЛОБАЛИЗМОМ

— Андрей Васильевич, наша власть, увы, очень слаба, ключевые посты занимают дилетанты и конформисты. На ваш взгляд, способны ли они справиться с нынешними сложнейшими вызовами и хотя бы приостановить движение страны к пропасти, к которой мы несемся со страшной скоростью?

— Украинское общество очень политизировано. И во многом поэтому власть понимается и трактуется только как власть политическая, то есть связанная с непосредственным распоряжением государственной машиной управления, включая ее силовой блок.

Но власть ведь многомерна. Есть экономическая власть — распоряжение и управление активами национальной экономики, с которыми связаны доходы экономики и ее налоговая «доля» для бюджетов всех уровней, миллионы рабочих мест (а в некоторых бизнес-структурах концентрация рабочих мест — на десятки и сотни тысяч), распоряжение «ресурсами развития» (и природные, и высокотехнологические, т. е. ресурсы в широком смысле). Экономическая власть устроена посложнее политической: большая ее часть — «за линией горизонта», и часто невидима. Это и крупный частный капитал, и государственный корпоративный капитал, и теневой сектор (включая его криминальную составляющую).

Еще одна власть — возможно, самая важная и одновременно малопонятная большинству — власть концептуальная. Речь идет об условных «центрах принятия решений» (только не путать с аналитическими и прочими центрами). Это своеобразные точки сборки знаний об общественных процессах, где происходит согласование долгосрочных целей и задач, оценка возможностей и, что самое важное, выработка политик (экономических, социальных, культурных), которые реализуются через властные механизмы, с помощью законодательных норм, исполнительных решений и их управленческого сопровождения.

В «идеальной модели» государства концептуальная власть должна быть тесно связана с властью политической и экономической как своеобразный «коллективный мозг». Собственно, для этого государство и инвестирует в науку, современное образование и должно взаимодействовать с широкой экспертной средой. Крупный бизнес, в свою очередь, создает крупные научные фонды и интеллектуальные тресты (не путать с эстрадно-экспертными форумами, которыми «болеют» отечественные бизнесмены).

Но в Украине с концептуальной властью вообще беда. К сожалению, кроме мелко-феодального обслуживания отдельных персон, весь этот потенциал лежит на обочине и откровенно деградирует из-за невостребованности. Поэтому мы имеем дело лишь со спорадическими, часто действующими в режиме стихийной конкуренции политической и экономической властями.

Это уже наша притча во языцех: борьба олигархов и политических инвесторов за позиции, конкуренция «семей» и «кумовьев» за контроль над государством. «Соратники по заводу», «любі друзі», «кореша» и «младоолигархи», «партнеры по бизнесу» и «друзья по кварталу» — все это разные одежды феномена «демократии по-украински» — «кумократии». Вот только в трудную минуту все вчерашние друзья и кореша тут же вспоминают о своей личной непричастности, безответственности за содеянное и что «табачок врозь». Все без исключения кумовские команды сыпались под ударом кризисов, и популярное в спокойное время слово «команда» забывалось в считанные минуты. Извините, отвлекся.

Сейчас устойчивое впечатление, что подавляющее большинство важных решений, определяющих нашу с вами жизнь (и как граждан, и как экономических субъектов, и как людей, связанных духовно), проистекает откуда-то извне. В диапазоне от кадровых назначений до приватизации и от словесно-идеологической эквилибристики (на каких треннингах их учили?) до конкретных, готовых текстов целых законов и правительственных документов. Возможно, поэтому еще в 2019 году у журналистов родился удачный образ новоявленной власти, устроившей марафон решений-заготовок в парламенте, — «зеленый ксерокс». Кстати, больше половины депутатов из «монобольшинства» «Слуги народа» даже толком объяснить не могут природу и суть решений, которые принимают. Может, потому это первый парламент, где добрая половина народных (подчеркну!) депутатов никому не известна и, боюсь, мало кому интересна вообще. Кто и когда интересовался личностью копирайтера — вопрос ведь риторический…

Концептуальная власть сейчас — за пределами Украины. И дело даже не в количестве так называемых «внешних обкомов» — вашингтонских, брюссельских, лондонских, московских. Суть в том, что наша политическая власть ведет себя как «всадник без головы», а вот за «голову» (вернее, за то, какую голову насадить) и ведется жестокая конкуренция. Что унижает Украину, убивает ее экономику и остатки национального капитала, разрушает территорию и размывает и без того хрупкую украинскую общность. Ведь та самая важная составляющая украинской государственности — «самостійність» (самостоятельность) выражается проще — «жить своей головой». К сожалению, в условиях войны, пандемии и экономического кризиса мы убеждаемся, что внешняя концептуальная власть довольно неплохо Украину организовывает.

Вот тут я хотел бы сделать важное общее замечание. Сейчас очень много говорят и пишут о кризисе глобализма. А ведь как раз взаимодействие в условиях пандемии коронавируса показало новое качество глобальных взаимоотношений: в подавляющем большинстве государств все происходит синхронно, достаточно четко и одномерно по набору принимаемых решений. По-моему, еще ни одна война, ни одна экологическая катастрофа, ни один глобальный финансовый кризис, ни одна пандемия не сопровождались такой синхронностью. Нынешняя пандемия показала, что глобализм обретает новое дыхание. Да, он становится более полицентричным. Но тем не менее возросли роль и влияние таких организаций, как, например, ВОЗ, очевидно тесное взаимодействие правительств и схожесть принимаемых карантинных решений. Более того, согласовываются сроки и последовательность выхода из режима карантина, что, кстати, сопровождается и большой «подковерной» игрой за право быть лидером посткризисного развития. Но это уже другая тема.

Взять хотя бы «протоколы» национальных решений об ограничении прав граждан в условиях карантина, требованиях к санитарии, стандартах лечения и так далее. Они словно выписаны по одной матрице. Это говорит о том, что реально глобальные механизмы взаимодействия в данной ситуации уже работают по полной. И украинская политическая власть тоже достаточно четко действует по этому глобальному «протоколу».

Если говорить об угрозах самой пандемии, думаю, что мы так же, как и весь мир, выйдем из нее вместе со всеми. Тем более, что так называемые графики пиков и спадов, с лейблом крупных исследовательских и интеллектуальных «трестов» публикуются регулярно, не вызывая особой критики. Как само собой разумеющееся.

Проблема несколько в ином. Ведь как ни договаривайся о преодолении такой витальной угрозы, как биоугроза, каждая страна, каждое правительство и каждая крупная транснациональная корпорация по ходу дела решают еще задачу собственного выживания. Грубо говоря, переживая пандемию, все они переживают и цикличный кризис глобальной экономики (рожденный, кстати, вовсе не этим вирусом, но здорово им «подогретый») и одновременно решают проблему собственной посткризисной стратегии развития и укрепления. Либо — ждут «протоколов» извне, обрекая себя на роль подспорья для чужих стратегий.

Никто на самом деле не знает, что с нами произойдет во время шторма. Будем ли мы спасающимися или все-таки спасающими нашу общую лодку, как сформулировало недавно вопрос «Зеркало недели».

Новый политический режим Зе-слуг (а мы имеем дело с уже режимом — как достаточно устойчивой системой распоряжения властными механизмами), несмотря на все разговоры о готовности к взаимодействию с национальным капиталом «всех размеров», придерживается политики текущего самовыживания.

После пандемии (а это угроза такая же, как война или экологическое бедствие) многое изменится в глобальном экономическом раскладе, международных взаимоотношениях, да и на локальных рынках. Если кратко, то мир после Депрессии 2.0 войдет в фазу ультраглобализма.

Пандемия продемонстрировала, что самыми эффективными и организованными оказались социальные системы, где высок уровень обобществления и функционирует жесткий механизм взаимодействия (то есть вместе, по общим программам развития) государства и разных групп капитала, где у государства есть возможность координировать и перераспределять совокупную общественную прибыль, включая какую-то долю и частной прибыли — через государственно-частное и коммунально-частное партнерство, учреждение суверенных фондов, реализацию национальных проектов развития и программ солидарного участия, реализуя экономически оправданную политику заказа и резервирования.

Неслучайно, например, в США (поглядывающих и на прошлый опыт экономического роста Китая, и на нынешний — по борьбе с биоугрозой) все чаще возвращаются к так называемой антикризисной «кейнсианской модели» — к опыту преодоления Великой депрессии. В качестве возможной антикризисной модели для мира активно дискутируется так называемый «новый план Маршалла» — товарно-кредитная и технологическая экспансия на кризисные рынки в обмен на ограничения экономического суверенитета и уступки на внешних рынках.

Основные черты ультраглобализма: геоэкономический полицентризм, конкуренция нескольких центров за антикризисную экспансию («прагматизм по-трамповски», китайские кредиты и инвестиции в «общую судьбу», новый европейский федерализм с внешней экспансией на рынки бывших колоний и т. д.), трансформация так называемых «четырех свобод глобализма» — свободы перемещения капитала, товаров, услуг и рабочей силы. Глобальный капитал, опираясь на возможности новой «экономики платформ», войдет в фазу новой сверхконцентрации. Свобода товарной конкуренции и услуг будет смещена к свободной, но жесткой конкуренции технологий. Свобода рабочей силы будет существенно ограничена, что сохранит иерархию в стандартах доходов и потребления «центров» и глобальной периферии, стимулирует создание национальных и региональных кластеров на староиндустриальных укладах и для обеспечения внутренних рынков.

Социальные и психологические реалии тоже не радуют: диджитал-тоталитаризм и существенное ограничение личностного суверенитета, кризис практик прямого общения и виртуализация отношений, разобщенность крупных социальных групп из-за новых возможностей «цифровой экономики» и удаленных цепочек производства (это, кстати, к вопросу о будущем тред-юнионизма), стандартизация и «уплощение» образования, господство медиакратии в сфере доступного знания, окончательная трансформация демократии в элитократию с «демократическим фасадом» и т. д.

Таким образом, после эпохи либерального глобализма мы столкнемся с миром реакционного ультраглобализма, где место грубой силы и геополитики займет «политика сделок» и геоэкономический прагматизм нескольких конкурентных мировых центров.

Однако Украина, невзирая на синхронность этого глобального пандемического взаимодействия, проявляет полную концептуальную растерянность в отношении будущего: что делать дальше? какой должна стать национальная экономика, чтобы она окончательно не распласталась в постпандемический период? как не проиграть даже тот минимум нашего присутствия в мировой экономике, который был до этого? какие сферы нашей деятельности, где мы ощущали какой-то потенциал и силу, способны сохранить целостность общества?

Вот эта концептуальная растерянность меня огорчает больше всего. Тем более, что политический режим «Слуг народа» демонстрирует даже не эгоизм, а гиперэгоизм, категорический отказ от серьезного диалога и с политическими оппонентами, и с представителями интеллектуальных кругов. Можно, конечно, объяснять это неопытностью и испугом. Но я объяснял бы более жесткими терминами. Мне кажется, за год, прошедший после президентских выборов, уже произошли определенные мутации в команде «Слуг народа», которая здорово подсела на «наркотик властвования».

Учитывая амбиции, возраст, нежелание и неготовность отвечать за содеянное, там формируется своеобразный «инстинкт властвования», причем иногда даже вопреки здравому смыслу. Подбор кадров, характер поведения, элементы политического сектантства, которые вначале выглядели умилительно, а сейчас проявляются все больше, закрытые встречи, внутренний взаимный шантаж, отсутствие серьезного плюрализма мнений да и публичных дискуссий внутри огромной правящей силы — все это говорит о том, что власть купируется и занимает позицию самозащиты любой ценой. И при этом — нескрываемая надежда на то, что какие-то «стратегические партнеры», кредиторы или загадочные «добрые инвесторы» как-то помогут и подскажут, как нам быть. Такое самогильотирование создает серьезную угрозу будущему.

Что касается состояния нашего общества, то вот удивительный, но очевидный факт: если прошлые экономические, политические, информационные потрясения поднимали гражданское общество (я не даю оценок последствиям и истории Революции достоинства, мы к этому будем еще неоднократно возвращаться), то сейчас достаточно успешная информационная пропагандистская кампания, связанная с необходимостью карантина, общество реорганизовала. Мы видим определенную гражданскую пассивность и отсутствие какой-то альтернативы на тему «что делать?». Это говорит о том, что общество испугано, находится в достаточно устойчивом гипнабельном и управляемом состоянии, чем, собственно, и пользуется власть.

Угроза болезни, тем более с риском летального исхода, с очевидными проявлениями (что вообще бьет по психике даже самого здорового человека) — сильнейший источник страха и смирения. Должно пройти время, чтобы я решился на полноценный психоаналитический материал, описывающий и оценивающий эту ситуацию, слишком сейчас все обострено и болезненно.

Но возвращаюсь к теме общества и власти, вернее — к проблеме украинского общества и политического режима «Слуг народа». Витальные угрозы часто объединяют и примиряют самых, казалось бы, непримиримых. В истории известен так называемый стокгольмский синдром (термин в психологии, описывающий взаимную или одностороннюю симпатию, возникающую между жертвой и агрессором в процессе захвата, похищения, насилия. — Авт.). Эта психоаналитическая метафора работает и на глобальном уровне, когда, взаимодействуя, целые народы и отдельные социальные группы в условиях такой витальной угрозы вольно или невольно определяют, с кем дальше жить и кому доверять больше. Потому что само переживание несчастий и коллективно перенесенные страдания формируют новые культурные и поведенческие коды. Так вот, Украина может оказаться в состоянии хронического одиночества, причем и внутреннего, и внешнего, и без внятного самостоятельного видения, как ей выживать в постпандемическом мире. И с окончательной потерей шанса на восстановление былой целостности и возвращение миллионов вчерашних соотечественников, которые сейчас живут на Донбассе, в Крыму или решили не возвращаться с зарубежных заработков.

— Андрей Васильевич, пандемия и кризис усложняют ситуацию в разы и ускоряют развязку. Каким будет аппокалиптический сценарий? Или наша общая утлая лодка все же останется на плаву? Что следует делать, чтобы она не ушла на дно?

Начну, пожалуй, с психологических наблюдений. Казалось бы, чужих уроков уже достаточно. Вирусная биоугроза вообще всех встряхнула и вынудила немного побыть наедине с собой и подумать. Тем не менее уровень идиосинкразии и взаимонеприятия в нашем обществе сохранился прежним. Поток устрашающих новостей со всех ТВ-каналов, откровенное хамство некоторых политиков и чиновников, фотографии вырытых могил и дешевые шутки в телеобращениях, мелкие компроматные игры вчерашних мажоров… Отвратительно все это. Но и власть, со своей стороны, словно пользуется моментом, чтобы нас всех просто купировать — поквартирно, поквартально, порегионально. Не гнушаясь при этом новоявленным телеграмм-правом «сообщать и не спрашивать». Где-то на обочине остались те самые солидарность и соборность, о которых вспоминают разве что на выборах и в праздничных речевках.

Что нужно было бы делать, на мой взгляд? Учитывая, конечно, тот горький факт, что ни интеллектуально, ни финансово, ни организационно, ни политически власть не была готова к действиям в чрезвычайной ситуации.

Во-первых, это система взаимодействия. Необходимо было создать четырехугольник: центральная власть — регионы — бизнес — гражданское общество (эксперты, волонтеры, гражданский актив). Огромное количество как состоятельных людей, так представителей среднего и мелкого бизнеса — каждый на своем уровне — готовы были участвовать в местных программах, связанных как с сохранением их бизнеса, так и в помощи власти, чтобы минимизировать риски.

Второй важный момент — необходимо было уделить большое внимание нашей научной среде. Тем более что, слава Богу, Украина сохранила огромный научно-исследовательский потенциал. Если бы украинцы в январе-феврале знали, что лучшие ученые Украины вошли в национальный штаб, где вырабатываются предложения и рекомендации об особенностях антивирусной политики (в диапазоне от методов лечения и лекарств до рекомендуемых мер карантина, поддержки иммунитета и пр.), сегодня был бы совершенно другой климат. Возможно, над этим теперь стоит подумать отечественному бизнесу, тем более что медико-промышленный комплекс становится одной из ведущих производительных сил мировой социоэкономики.

Третий момент. Недопустимо было на старте карантина полностью закрыть обществу перспективу, спекулируя на защите жизни. Ведь каждая человеческая жизнь и жизнь общества в целом бесценны именно потому, что жизнь проживается ради высоких человеческих целей, а не ради биологического существования. Это вовсе не означает, что мы не должны заботиться о лечении больных, помощи незащищенным и о собственном здоровом теле. По-моему, это настолько очевидно, что не требует никаких особых аргументов.

Но я о другом. О том, как общество, перестраиваясь перед новой угрозой, тем не менее продолжает двигаться к осмысленным целям, которые иногда требуют и самоограничения, и угрожают социальными потерями. Ведь когда военнослужащие выполняет свой долг на фронте, они рискуют собственной жизнью. Как и медики, оказывающие каждый день помощь пациентам, рискуют собой и своим собственным здоровьем. Правоохранители, идущие навстречу преступнику, осаждающие хулиганов или обеспечивающие повседневный правопорядок, тоже каждый день — на грани. Это наиболее очевидные примеры. Но во многих сферах деятельности есть свои пограничные ситуации. Общество же, которое сейчас закроется на карантин с одной простой целью «всем — переждать», может после оказаться у разбитого корыта и с таким набором новых вызовов, что и вирус покажется легким испытанием.

Учитывая, что жизнь общества нельзя останавливать даже в условиях пандемии, было бы правильно и социально эффективно сразу же инвестировать в безопасные условия труда, средства индивидуальной защиты работников реального сектора и сервиса и прочее. Государство, местная власть и бизнес в этих условиях должны были работать как парнеры, опираясь на механизмы и политическую традицию социального партнерства. Если и сокращать сферы экономической деятельности, то на основе оперативно выработанных и согласованных решений, с механизмами компенсации и разумной налогово-кредитной помощи.

Убежден, при своевременном госзаказе и согласовании действий с крупным бизнесом и учитывая возможности производства, особых проблем в выпуске спецодежды, дополнительных средств защиты рабочего места, санитарно-гигиенического оснащения рабочих помещений не было бы. Как не было бы такого повального закрытия производства, торговых сетей, сферы услуг и разрушения бизнес-среды. Но вместо этого — поучительный тон, окрик, полицейщина…

Я не вправе упрекать предпринимателей — многие представители крупного, среднего и малого бизнеса уже стали частью большого национального «антивирусного бюджета». Но долго так длиться не может. И не будет. Пружина отчаяния и протеста уже сжалась до предела.

Четвертое. Важное направление — адресная работа с теми категориями граждан, которые наиболее уязвимы в условиях пандемии. Это пенсионеры, люди с особыми потребностями, со сложными болезнями, многодетные семьи, учащиеся интернатов и т. д. Помощь и уход за ними, карантин и обеспечение их жизни — причем как со стороны центральной власти, так и местного самоуправления и бизнеса — нужно было организовывать в первый месяц, который мы, извините, просто профукали. Создать реестры, расширить состав социальных служб на местах (в том числе за счет волонтерских организаций и добровольцев, обеспечив хотя бы минимальный бюджет поддержки этой работы), скоординировать работу и поступающие данные от семейных врачей на местах, обеспечить приемлемые условия для «локального карантина» — все это по силам сделать местным властям, были бы желание, воля и ответственность. И для этого не нужно получать команды от вечно парализованных минздравов-служб-центров.

А если бы занялись этим, то минимизировали риски для тех, кто здоров, активен и готов дальше работать. Эти меры позволили бы смягчить удар по самым незащищенным категориям, реализовывать политику карантина точечно и выверенно, обеспечив при этом работоспособность большей части учреждений и предприятий.

Очевидно, что в случае с пандемией все эти шаги следовало предпринять заранее.

— Но, увы, это не случилось…

- Уже сейчас во многих странах, не только в Украине, разводят руками, признавая неэффективность современных систем здравоохранения. Некоторые связывают это с эйфорией 1950−1960-х, когда многие политики и гуманитарии утверждали, что время эпидемий прошло и теперь достаточно просто обеспечивать здоровый образ жизни граждан, а за лечение нужно платить отдельно. Тем самым они подтолкнули к разрушению целых институтов, работающих над профилактикой и эпидемическими исследованиями, где вырабатывались соответствующие механизмы контроля и самосохранения. Так, например, в Украине полностью уничтожена санитарно-эпидемиологическая служба. Теперь пожинаем плоды…

Считаю, что так называемый «второй этап» медреформы следовало пересмотреть еще в январе-феврале, а в марте — традиционном времени корректирования бюджета по итогам первого кватала — нужно было радикально изменять базовые параметры финансирования медучреждений, уровень заработной платы медработников, объем дополнительных инвестиций в медоборудование, закупку препаратов.

Но, как видим, молодой романтизм, замешанный на карьеризме и безответственности, оказался сильнее здравого смысла. По всей видимости, перезагрузка медреформы и формирование социально ответственной системы здравоохранения, с восстановленной функцией профилактики и санэпидемического надзора, будет реализовываться через бунты медиков и человеческие трагедии пациентов, за кем так и «не добежали деньги».

— Заверениям руководства страны о том, что оно не бросит народ в беде, мало кто верит.

Ситуация с пандемией выявила, какая модель социальной и экономической организации в современных условиях оказалась эффективной. И здесь мы возвращаемся к истокам: какая политэкономическая модель для украинского государства может в будущем стать наиболее жизнеспособной? Подчеркну, что речь идет не о личных предпочтениях и пожеланиях, а о жесткой реальности ультраглобализма, который разрушит не один десяток государств, возникших каких-то 100 или 30 лет назад.

У нас сейчас очень много апологетов и сторонников абстрактных свобод рынков и прочего. Но и мировой финансовый кризис 2008—2009 годов, и нынешняя Депрессия 2.0 свидетельствуют: несмотря на негативные стереотипы и предубеждения и часто возникающие конфликты интересов, государство и бизнес должны выработать новую модель совместного стратегирования и планирования будущего.

Украина сложилась как хищное олигархическое корпоративное государство, где политическая и экономическая власть часто оказываются в руках победителя за счет проигравших. Мы сейчас входим в эпоху, которая по своим правилам и законам будет существенно отличаться от эпохи, связанной с таким инструментом, как геополитика. Мы входим в эпоху сделок. Кстати, слово «сделка» все чаще звучит в разговорах дипломатов и даже первых лиц государств.

Геоэкономика — это сфера согласований интересов, где вопросы силы, давления, армий отходят на второй план, зато на первом — вопросы выгоды государства и дружественного с ней капитала, а определяющими будут «гонка технологий», конкуренция социальных организаций (другими словами, устойчивость и эффективность социальных систем) и гибкая многоукладность национальных и региональных экономик («внешние» и «внутренние» контуры экономик в условиях глобального разделения труда).

Геоэкономическая политика — это новое искусство, требующее нового качества согласований интересов, механизмов взаимодействия капитала и государства. То, чего я вообще не наблюдаю в Украине. Согласитесь, иногда смешно выглядят чаепития первых лиц страны с отдельными, непонятно по какой квоте выбранными так называемыми олигархами.

— Бесспорно.

А диалоговая сфера должна строиться совсем по-другому — с максимальным привлечением самых широких кругов разных уровней бизнеса в совместные государственно-частные и коммунально-частные программы. Собственно, там и должны вырабатываться подходы к разным политикам — промышленной, аграрной, финансовой и пр.

Государство, сохраняющее под контролем часть стратегических ресурсов развития (от природных запасов и земли до части экономических активов), должно вернуть себе роль дирижера экономического процесса. Витринный образ «государства-офиса» должен остаться в презентациях и комиксах. Откровенно говоря, это не очень благодарная тема для интервью, и она отражена в других текстах (о политике «государственного капитализма» в новую эпоху ультраглобализма).

Чтобы сдвинуть дело с мертвой точки, необходим, условно говоря, «новый корпоративный договор», который обеспечил бы устойчивый баланс интересов и правила игры между группами национального капитала и политической властью.

Олигархическое государство-корпорация должно быть перезагружено, а республиканская традиция восстановлена. Но без широкого компромисса элит эта перезагрузка может обернуться очередной межэлитной войной и даже распадом государства. Поэтому путь к новому республиканскому «договору» — через новый корпоративный договор, преодолевающий старую украинскую болезнь «кумовского» правления и трофейной конкуренции на уничтожение оппонента.

Понимаю, что это сейчас выглядит очень схематично. Но мы катастрофически теряем время. Работа над такой моделью должна была начаться еще несколько лет назад, учитывая прогнозы о неизбежности глобальной рецессии в 2020-е годы и те вызовы (потери территорий и война на Донбассе, деиндустриализация, бегство трудовых ресурсов), с которыми сталкивалась Украина. Однако ни при «партии войны» Порошенко, ни при легкомысленной власти Зеленского подобная работа, по-моему, и не начиналась.

— Возвращаюсь к началу разговора. Наблюдая за происходящим, я, как и большинство моих коллег, очень ограничен в возможностях реального влияния и уж тем более — в разработке долгосрочных решений. Но, возможно, мои оценки и проекции подтолкнут к переосмыслению.

В качестве примера — нелинейные риски, порожденные решением о снятии моратория на куплю-продажу земли сельхозназначения. Вполне вероятен рост авторитета местных властей, которые и так пользуются сейчас большим признанием людей, чем центральная власть. В условиях, когда страх и негативные ожидания зашкаливают, людей будет больше заботить защищенность и обеспеченность в своем регионе, городе, в своих «малых родинах». А значит, местечковый патриотизм, замешанный на консервативных идеях «чужого не треба, і свого не віддамо» будет востребован как никогда. Соблазн регионального экономического сепаратизма, да еще накануне будущих местных выборов, очень велик. Причем этот процесс будет набирать обороты стихийно, спорадически, как бы «сам собой». Уже сейчас региональные элиты ведут себя агрессивно и самоуверенно, видя растерянность режима «слуг» и некомпетентность их кадров-парашютистов. И чем больше будет раскачиваться лодка политического кризиса в центре (тут свои баллы набирают оппоненты Зеленского, проигравшие в 2019-м), тем увереннее себя чувствуют регионалы. Таким образом кризис центральной власти может привести к стихийной новой волне регионализации.

Альтернативой этому варианту (и для него тоже есть почва) может стать попытка создания переходной «полудиктатуры». Почему «полу»? Потому что укрепление возле слабого президента нескольких авторитарных руководителей придется упаковывать в какие-то вменяемые политические одежды — «правительство спасения», «совет по безопасности». Открытый переворот, откровенно говоря, маловероятен. Некому, нечем, да и в обществе нет запроса на такое вот «ГКЧП по-украински». Но есть запрос на порядок и авторитет. Если не вырулит сам Зеленский (а счет идет на месяцы, а то и недели), ему придется опереться на силовые структуры и административно-силовой ресурс. Тут уж точно будет не до либертарианства…

— В политикуме уже вовсю ходят слухи, что одним из возможных вариантов решения управленческого кризиса может стать некий комитет народного спасения.

— Называют разные кандидатуры.

— Чьи, например?

-- Не будем давать повод для спекуляций.

Однако дело в том, что и первый, и второй варианты, на мой взгляд, являются скорее предупреждением, чем однозначным прогнозом. То есть так может быть, если режим «Слуг» не пойдет на быстрые изменения внутри, не откроется для диалога и не займется поиском собственной «головы» для своего «безголового всадника».

Нынешние региональные элиты деградировали по уровню своей компетенции так же, как и центр. Но если в центре у власти находятся подрастерявшиеся популисты, в большинстве своем вообще не имеющие опыта государственного и бизнес-управления, то на местах мы, по сути, имеем дело с феодальной властью, замешанной на местечковом агро-лоббизме, торгово-спекулятивном капитале и «теневой экономике», корни которой уходят еще в бурные 1990-е. Поэтому рассчитывать на то, что там будут рождаться какие-то политически продвинутые силы, способные мыслить в национальном масштабе, не приходится. Скорее, традиционное «свій зі своїм по своє». Оторвать кусок они способны, а организовать страну — нет.

То же самое и с возможным появлением временного полудиктаторского правительства или даже лидера-диктатора. Во-первых, украинское общество многополярно и устроено так, что единоличная власть очень быстро банкротится. Во-вторых, в Украине, в отличие, например, от авторитарной России, нет возможности такой же высокой концентрации политической и экономической власти. А значит, количество политических инвесторов, которые на следующий день после объявления диктатуры тут же примутся разрушать и подрывать авторитет диктатора, будет просто огромным. То есть, грубо говоря, любой претендент на диктатуру окажется «халифом на час». Но эта политическая оперетка может дорого нам всем стоить.

Поэтому, на мой взгляд, единственный разумный вариант — это организация большого политического диалога с сохранением нынешнего номинального состава власти для договоренности о времени и правилах переходного периода, формирование более дееспособного и компетентного состава центральной исполнительной власти, согласование кандидатур глав государственных администраций с областными советами. Чтобы выработать хотя бы среднесрочную программу действий для Украины в ситуации мировой Депрессии 2.0.

Очень важно использование этой ситуации и для установления устойчивого перемирия на Донбассе, организации переговорного процесса с Россией и сепаратистами о сроках, гарантиях, переходной правовой базе (пока ведь все в «протоколах» и «заявлениях»), о возможностях и пределах самого мирного процесса — безопасность, граница, сроки выборов и статус будущих региональных органов власти.

Ведь пандемия, несмотря на весь ее трагизм, дает нам уникальные исторический и моральный шансы на компромисс. Потому что есть более важные общие ценности и цели: здоровье людей, необходимость взаимодействия в условиях коронавирусной инфекции и недопущение нового витка гуманитарной катастрофы на Донбассе, восстановление нормальных человеческих условий для сотен тысяч украинцев, чья жизнь уже была разрушена войной.

Гуманизм лечит даже самые тяжелые раны. Повторюсь: нам нужно использовать пандемический период для того, чтобы выйти из этого негативного «стокгольмского синдрома» выживания друг без друга, когда Донбасс живет без Украины, Украина — без Донбасса.

Если мы и пандемию переживем в изоляции друг от друга, то предположу, что возврат будет просто невозможен. Однако, если мы продемонстрируем добрую волю и желание взаимодействовать в вопросах здравоохранения, гуманитарной помощи, социальных обязательств государства и постепенном экономическом разблокировании Донбасса, то начнет таять лед в отношениях, ненависть уступит место прагматизму. И тогда можно будет говорить о следующем этапе (граница, разоружение, амнистия, выборы в местные органы власти).

И последнее. Наверное, Зеленскому некого винить, кроме самого себя, за то, что он, имея такой уникальный шанс, связанный с высокой степенью легитимности, признания и высоких ожиданий, растратил свой первый год на друзей, кумовьев, странные разборки и самопиар. Он не достиг ни одного серьезного политически успешного и качественного результата как лидер государства. Это, к сожалению, факт.

Именно поэтому его избиратель разочарован и дезориентирован. Социология это фиксирует. И пусть никто не обольщается относительно высокими показателями поддержки. В условиях пандемии государство остается, пожалуй, единственным источником помощи и гарантом общей безопасности. Бежать-то, собственно, некуда. Но на Банковой следует учитывать, что критические настроения, пока «купированные» квартирной самоизоляцией, и спрос на перемены во власти будут только нарастать.

И это создает дополнительные риски для стабильности в стране в целом. Зеленский ответственен за неудачи, бездеятельность и скандалы в центральной власти, потому что его партия «Слуга народа» — политический монополист. Но для оппонентов — это хороший повод для раскачивания лодки и подготовки общественного мнения к необходимости проведения досрочных парламентских и президентских выборов сразу после карантина. Такие сигналы уже пошли.

Мне кажется, что власти нужно адекватно оценить эти угрозы и все-таки превентивно пойти на диалог, расширить базу политических партнеров, разобраться с собственной партией, где много случайных людей и просто проходимцев. И учесть, что резонансные непопулярные решения следует принимать на референдуме (если референдум будет не в пользу, например, открытия рынка земли, с этим придется считаться).

Властью нужно делиться, пока ее монополистов не смела улица или не отняли реваншисты на досрочных выборах.

Сподобалась стаття? Подаруйте нам, будь-ласка, чашку кави й ми ще більш прискоримося та вдосконалимося задля Вас.) SG SOFIA - медіа проект - не коммерційний. Із Вашою допомогою Ми зможемо розвивати його ще швидше, а динаміка появи нових Мета-Тем та авторів тільки ще більш прискориться. Help us and Donate!