ОТ ПЕРЕОСМЫСЛЕНИЯ СОВЕТСКОЙ МОДЕЛИ
К ПОИСКУ КИТАЙСКОГО ПУТИ

Исходная особенность китайского подхода к советской модели обусловлена тем, что стремление повторить достижения революционного соседа было самостоятельным осознанным выбором. Создатель Китайской республики Сунь Ятсен и лидер коммунистов Мао Цзэдун сходным образом считали советскую Россию "учителем" своей страны. После образования КНР в китайском обществе повсеместно распространился лозунг "СССР сегодня — это наше завтра".

Первое целенаправленное усилие по критическому пересмотру советской модели китайское руководство предприняло весной 1956 г. под влиянием XX съезда КПСС. В марте Мао Цзэдун заявил соратникам, что доклад Хрущева "открыл крышку" и показал, что методы Сталина и СССР не свободны от ошибок. Поэтому компартии в разных странах обязаны действовать в соответствии с собственной обстановкой, они не должны больше заблуждаться [1, р. 6].

Прозвучавшая в СССР критика Сталина дала повод задуматься о применимости в Китае советского опыта в целом. 24 марта 1956 г. на расширенном заседании Политбюро ЦК КПК Мао Цзэдун призвал строить социализм в соответствии с практикой Китая, а не по советской формуле. Он использовал образ из классического романа "Путешествие на Запад", где монах Сюань-цзан с помощью заклятия сжимал железный обруч на голове царя обезьян Сунь Укуна, заставляя его повиноваться. Мао Цзэдун сказал, что Хрущев разбил "заклятие" и теперь Китай сможет разрабатывать политику самостоятельно, исходя из собственных потребностей [1, р. 15].

Китайское руководство захотело обозначить собственный путь развития и продемонстрировать его отличия от советской модели. 4 апреля 1956 г. Мао Цзэдун предложил подумать, нужно ли в экономическом развитии продолжать опираться на советский "костыль", порекомендовав ограничить его использование в КНР во второй пятилетке (1958—1962) [2, р. 557]. Не отвергая возможности учебы у СССР, он посоветовал отказаться от полного заимствования советского опыта и увеличить в новой пятилетке вложения в легкую промышленность.

25 апреля 1956 г. Мао Цзэдун выступил на расширенном заседании Политбюро ЦК КПК с речью "О десяти важнейших взаимоотношениях", обозначившей кардинальный поворот в восприятии советской модели. Он подчеркнул, что Китай и прежде принимал во внимание уроки советского опыта, что позволило сократить движение по "окольному пути". Теперь в опыте СССР следует видеть предостережение [3, р. 267]. Использованное Мао Цзэдуном сочетание "извлекать урок" @@ содержит иероглиф @, с древности обозначающий бронзовое зеркало. Из этой формулировки вырос политический лозунг "брать СССР в качестве зеркала".

Китайский лидер указал, что в СССР и Восточной Европе поставили на первое место тяжелую промышленность, пренебрегая легкой промышленностью и сельским хозяйством. Это привело к дефициту товаров и нестабильности цен, тогда как в Китае товаров народного потребления много, цены устойчивые. Мао Цзэдун призвал способствовать развитию в Китае сельского хозяйства и легкой промышленности, способных удовлетворять потребности людей. В перспективе этот путь позволит развивать тяжелую индустрию лучше и быстрее, чем в рамках следования советской модели. Рассуждения о необходимости снизить китайские военные расходы также выглядели как косвенный упрек в адрес СССР.

Мао Цзэдун критиковал СССР за то, что у крестьян принудительно забирают слишком много продукции по очень низким ценам. "Их способ накопления чрезмерно подрывает производственную активность крестьян, — заявил он. — Они хотят, чтобы куры больше неслись, и не кормят их зерном, хотят, чтобы лошади хорошо бегали, и не дают им сена. В мире еще надо поискать такую логику!" [3, р. 274]. Он подчеркнул, что Китай сокращает "ножницы" цен, осуществляет эквивалентный или почти эквивалентный обмен, поэтому централизованные закупки сельскохозяйственной продукции не приносят крестьянам убытков, промышленные товары им продают исходя из принципа расширения сбыта с малой прибыльностью.

С учетом советского опыта Китаю необходимо дать больше самостоятельности промышленным предприятиям, устранить сковывающую местные органы управления чрезмерную централизацию. Мао Цзэдун отметил, что в СССР сложились "весьма ненормальные отношения" между русскими и нацменьшинствами [3, р. 278], из чего КНР также необходимо извлечь уроки. В качестве преимущества своей страны перед СССР он указал на сохранение демократических партий: в них состоят представители национальной буржуазии и интеллигенции, им позволено высказывать свое мнение. Китайский лидер призвал меньше арестовывать и казнить контрреволюционеров. К совершившим ошибки членам партии следует относиться доброжелательно, помогать исправиться и давать возможность продолжать участвовать в революции. Прежнюю жесткость он объяснил тем, что "догматики" внутри КПК переняли эту отрицательную сторону у Сталина [3, р. 283].

Руководство СССР в 1956 г. стремилось исправить перекосы в экономике. Советское посольство в КНР ознакомилось с речью Мао Цзэдуна "О десяти важнейших взаимоотношениях" и сделало вывод, что основные направления изложенной политики, включая повышение благосостояния людей и развитие демократического стиля работы, тесно связаны с решениями XX съезда КПСС [4, р. 164]. Советские исследователи характеризовали период подготовки к VIII съезду КПК как время триумфа марксистской линии над "националистическим курсом" Мао Цзэдуна. Считалось, что китайский партсъезд прошел "под благотворным влиянием XX съезда КПСС", что выразилось в подчеркивании принципа коллективного руководства и борьбе против культа личности Мао [5, с. 53].

Однако именно в речи "О десяти важнейших взаимоотношениях" Мао Цзэдун провозгласил, что Китай принципиально отличается от СССР. Разница в том, что в соседней стране был "империализм царской России", а после него произошла Октябрьская революция. "Поэтому, — по его словам, — многие советские люди очень зазнались, высоко задрали хвост" [3, р. 287]. Китайцы, напротив, должны вести себя скромно и осмотрительно.

Полный текст выступления был опубликован в китайской печати лишь в декабре 1976 г. после смерти Мао Цзэдуна. Его содержание разительно контрастировало с китайской политикой 1960—1970-х годов, в которой не было ни заботы о народном потреблении, ни снисходительности к "классовым врагам". Однако в течение полугода с марта по сентябрь 1956 г., когда состоялся VIII съезд КПК, в Китае действительно доминировали идеи приоритета экономического развития и неприятия советской централизации.

Идею использования советского опыта в качестве предостережения китайский лидер поднимал в беседах с иностранцами. В июне 1956 г. он посоветовал послу Румынии не заблуждаться, полагая, что в социалистических странах все хорошо. Раньше считали, что в СССР нет ошибок. Но вот появился вызвавший большое удивление вопрос о Сталине, который, несмотря на все заслуги, совершил большую ошибку, связанную с репрессиями [2, р. 589].

В сентябре на встрече с британскими коммунистами Мао Цзэдун пояснил, что Сталин совершил ошибки потому, что "остался в эпохе старого общества". Тем временем через семь лет после образования КНР контрреволюционеров уже немного, функций диктатуры осталось "не более 10 процентов". В интересах развития производительных сил нужно добиваться того, чтобы среди населения, внутри КПК и демократических партий не было паники [2, р. 633]. В ноябре 1956 г. Мао Цзэдун сообщил, что КПК говорит советским товарищам о поддержке их "девятью пальцами из десяти", поскольку "в одном пальце у нас есть противоречие". Оба государства социалистические, но это разные нации, их дела также не во всем совпадают. Это касается политики кооперирования сельского хозяйства, пропорции между сельским хозяйством, легкой и тяжелой промышленностью, отношения к буржуазии [6, р. 33].

В начале декабря Мао Цзэдун пояснил, что свободный рынок в Китае остается в основном капиталистическим, хотя капиталистов в стране больше нет. Это новая экономическая политика, которая закончилась в СССР слишком рано. Материальных ресурсов в обществе мало, и, если госпредприятия не справляются, а сырье имеется, к производству можно привлекать частников. Таким образом "можно и уничтожить капитализм, и заниматься капитализмом" [6, р. 47].

Идеи включения механизма рынка в плановую систему, допущения экономики негосударственной собственности были востребованы в Китае лишь через два десятилетия. Содержание выступлений Мао Цзэдуна 1956 г. вызывает большой интерес у современных исследователей. В них обнаруживают ростки теории и практики социализма с китайской спецификой, признание многообразия моделей социализма. Ученые подчеркивают, что у первого поколения руководства КПК были собственные подходы к развитию страны, которые охватывали экономику, политику, идеологию и культуру [7, рр. 90-91].

Критика советской модели опиралась на опыт первой китайской пятилетки, в ходе которой дали о себе знать диспропорции между отраслями экономики, перекос в сторону военных расходов, проблемы в сельском хозяйстве, недостаточная активность на местах в результате ограничения экономической самостоятельности. Мао Цзэдун отнес эти трудности к воздействию советской модели, выступив с призывом к выявлению достоинств и недостатков опыта СССР. "На основе широких обследований и углубленного изучения КПК начала с экономической сферы, стала вести поиск пути социализма китайского типа" [7, р. 90].

Современные китайские авторы видят в этих идеях воплощение "второго соединения" марксизма с практикой и спецификой КНР, о чем Мао Цзэдун заявил в преддверии VIII съезда КПК. "Первое соединение" иностранной теории с китайской практикой было достигнуто во время революции. "Второе соединение" было нацелено на поиск собственного пути строительства социализма. Речь "О десяти важнейших взаимоотношениях" ныне называют "открывающей" работой "второго соединения", которая ознаменовала начало поиска коммунистами Китая собственного пути [8, р. 18].

В начале 1957 г. Мао Цзэдун утверждал, что советской привычке "высушивать пруд, чтобы выловить рыбку" КПК противопоставила в экономике курс на повышение народного благосостояния при одновременном развитии тяжелой промышленности. В сфере культуры китайской альтернативой советскому командному стилю стала политика "ста цветов". Противоречия внутри общества и внутри КПК следовало решать с помощью критики и самокритики, а не жесткими сталинскими методами [6,р. 65].

На деле эти благоприятные для Китая сопоставления относились к уходящему прошлому, а не к ближайшему будущему. В 1956 г. завершился начавшийся в 1949 г. с образованием КНР переходный период. Ему были присущи многообразие форм собственности, постепенность преобразований капиталистического предпринимательства, готовность корректировать цели ради минимизации издержек перехода. Власти стремились учесть интересы разных социальных групп, чтобы избежать нестабильности в обществе. По мнению китайских ученых, в тот период в Китае по сравнению с СССР была более сбалансированная экономическая структура, удавалось совмещать централизацию с делегированием полномочий, задействовать активность экономических субъектов на микроуровне [9, рр. 395-399].

В середине 1957 г. китайская политика повернулась от экономического строительства к классовой борьбе. На смену свободным дискуссиям в духе "ста цветов" пришла борьба против "правых элементов". В сентябре 3-й пленум ЦК КПК 8-го созыва заявил, что главное противоречие китайского общества — это противоречие между пролетариатом и буржуазией, между путем социализма и путем капитализма.

Курс на избирательное изучение иностранных достижений, включая советский опыт, сохранился. Однако на первый план вместо повышения качества жизни людей вышла задача ускорения экономического развития, из которой выросла идея "большого скачка". Мао Цзэдун уделял все больше внимания национальному достоинству и самоуважению. Начиная с работы "О десяти важнейших взаимоотношениях" он не раз отождествлял преклонение перед советским опытом с подобострастным духом Цзя Гуя — персонажа китайской оперы "Монастырь Фамэньсы", отказавшегося присесть для беседы с важным чиновником со словами: "Раб привык стоять, не хочет садиться" [3, р. 287; 2, р. 563].

Китайские исследователи подчеркивают, что призыв Мао Цзэдуна извлечь уроки из недостатков СССР не вышел за рамки следования советской модели. Критика в адрес Сталина помогла руководству КПК задуматься об иных вариантах осуществления индустриализации, о более мягких методах решения противоречий внутри общества, о расширении пространства для дискуссий в русле политики "ста цветов". Однако быстрый переход КПК к критике "хрущевского ревизионизма" привел к существенной смене акцентов в интерпретации советских ошибок: к ним были причислены отказ от классовой борьбы, стремление наладить мирные отношения с Западом. Вместе с тем в этой политике была внутренняя преемственность. "Независимо от того, было ли это предостережение со стороны сталинской модели или хрущевского ревизионизма, все было направлено на изъяны и недостатки, присущие советской модели социализма" [10, р. 18]. Поиск "второго соединения" марксизма с китайской спецификой продолжился, но его направление стало переменчивым и неопределенным. Позитивные идеи, полученные из осмысления советской модели сталинского образца, были позабыты. Разрушительные последствия "большого скачка" заставили китайское руководство в начале 1960-х годов на время вернуться к взвешенной политике и задуматься о важности объективных экономических законов. Но в 1966 г. разразилась "культурная революция", нацеленная на предотвращение возникновения в Китае "ревизионизма" советского образца. Преодолеть недостатки советской модели внутри парадигмы классовой борьбы и плановой экономики оказалось невозможно.

Политика Дэн Сяопина стала отрицанием завершившейся в 1976 г. "культурной революции", однако современные китайские исследователи не склонны трактовать ее как полную противоположность курса Мао Цзэдуна. Акцент на исторической преемственности стал господствующим после указания Си Цзиньпина о "недопустимости двух отрицаний". В январе 2013 г. он заявил, что нельзя использовать историю реформ для отрицания дореформенного периода, также недопустимо с опорой на историю КНР до начала реформ отвергать период реформ [11].

Тема критического переосмысления советской модели и поисков китайского пути развития создает удобную возможность подчеркнуть преемственность двух лидеров. Предвестие реформ Дэн Сяопина обнаруживают в здравых рассуждениях Мао Цзэдуна, который в середине 1950-х поставил важные вопросы, но ответа на них не нашел. Задачу сумел решить Дэн Сяопин, продолживший поиски основателя КНР. Современные авторы полагают, что Мао Цзэдун оставил для реформ 1970-х годов "гибкое институциональное пространство", в котором механизм функционирования госпредприятий, модель хозяйствования в деревне, отраслевая структура экономики отличались от советского образца. "Бунт" Мао Цзэдуна против советской модели стал источником легитимности для реформаторского переосмысления старой экономической системы и выбора нового пути развития в соответствии с национальной спецификой. Мао Цзэдун настаивал, что Китай имеет право выбирать свою модель развития. Это позволило избежать разрушительного воздействия советской плановой системы. Дэн Сяопин отстаивал право выбора субъектов на микроуровне. В результате удалось поднять активность экономических субъектов и проложить путь для эффективных реформ [9,Р. 399].

Подходы двух лидеров к проблемам управления и развития различались, но были совместимы. Мао Цзэдун впитал из китайской традиции стратегию постепенности и срединности, через Ленина он усвоил немецкую диалектику. Это направление является для Мао Цзэдуна определяющим, лишь с конца 1950-х годов его политика отклонилась от "правильного экономического пути" и принесла негативные последствия. Дэн Сяопин подвергся влиянию британского эмпиризма и французского либерализма, из китайской мысли он воспринял даосские идеи следования природе и перехода от "недеяния" к действию. Китайские исследователи призывают видеть "внутреннюю связь постепенных реформ Дэн Сяопина и постепенного перехода Мао Цзэдуна" [9, р. 401].

Общим знаменателем стал поиск собственного китайского пути развития. Мао Цзэдун не преклонялся перед советской моделью, а Дэн Сяопин — перед западной. Это позволило Китаю избежать "взрывных" преобразований, как в Советском Союзе, и полного отрицания старой системы, что позволило сократить издержки реформ. Дэн Сяопин унаследовал восприятие опыта СССР в качестве "предостережения", поэтому исправление в годы реформ ошибок, совершенных Мао Цзэдуном в 1960—1970-е годы, не вернуло Китай в колею советской модели. Идея собственного пути развития вышла за рамки критики советского опыта и неприятия его переноса на китайскую почву, из нее выросла теоретическая концепция социализма с китайской спецификой.

Китайские авторы подчеркивают, что выдвижение Мао Цзэдуном лозунга "брать СССР как зеркало" стало "историческим и логическим исходным пунктом поиска пути социализма с китайской спецификой" [7, р. 93]. Дэн Сяопин полагал, что в конце жизни Мао Цзэдуна трудности в развитии Китая возникли не из-за отступления от советской модели, а по причине неспособности до конца избавиться от присущих ей недостатков. Проблемы советской модели в Китае заметили задолго до начала реформ, но справиться с ними не смогли и угодили в ее "оковы" [7, р. 92]. Постоянные призывы Дэн Сяопина четко разобраться в том, что такое социализм в конкретных условиях Китая, были нацелены на установление приоритетов развития. Классовая борьба среди актуальных проблем больше не фигурировала. В период реформ на первый план вышли задачи экономического роста и развития производительных сил, что способствовало формированию новых концепций соединения плана и рынка, строительства "социалистической рыночной экономики".

Контекст критики советской модели в конце 1970-х существенно изменился по сравнению с серединой 1950-х. Мао Цзэдун не ставил под сомнение могущество СССР на фоне отсталости Китая, он лишь указывал на несоответствие советской модели китайским условиям. Дэн Сяопин исходил из того, что советская модель полностью отстала от времени, что делало бессмысленными усилия по ее совершенствованию. В 1977 г. он говорил, что со времен Сталина советский метод мышления стал "метафизическим": там считали, что все советское — самое лучшее, хотя наделе во многом это было не так. СССР "сам себя закрыл", мысль окостенела, возникло препятствие для развития науки и техники, "они отстали" [12, р. 235]. В сентябре 1978 г. он отметил, что китайская государственная система в основном получена в результате учебы у СССР: "людей больше чем дел", органы управления дублируются, царит бюрократизм, так было и до "культурной революции". Такая система не соответствует запросам модернизации, надстройка не отвечает новым требованиям [12, р. 376].

Новым фоном для критики советской модели стал курс на расширение сотрудничества с Западом. В ноябре 1979 г. на встрече с Дэн Сяопином американский издатель Ф. Гибни признал, что США совершили ошибку, приняв китайский социализм за копию советского. Он поинтересовался, было ли подобное смешение в Китае и как соотносится заимствование советского пути с поиском китайского пути. Дэн Сяопин ответил, что два пути не совпадали с самого начала, особенности были со времени создания КНР. "Социалистическое преобразование капиталистов" с помощью выкупа вместо конфискации прошло в Китае гладко и не повлияло на экономику. Мао Цзэдун требовал обеспечить сочетание централизма с демократией, дисциплины со свободой, единой воли со спокойствием индивидов, эта "бодрая и оживленная политическая обстановка также отличалась от советской". Больше всего трудностей породило заимствование советской экономической модели. "У нас есть отдельные экономические институты, в особенности это касается управления и организации предприятий, где советское влияние сравнительно велико, — отмечал Дэн Сяопин. — В этих областях наш социализм должен перенимать у капиталистических стран передовые методы хозяйствования, управления, развития науки. В этих сферах реформирование встретит еще немало затруднений" [13, р. 235].

Экономика СССР вошла в период "застоя", и это также снижало интерес китайских реформаторов к советской модели. В январе 1980 г. Дэн Сяопин заявил, что "социалистический строй нельзя отождествлять с конкретными методами строительства социализма". "СССР, начиная с Октябрьской революции 1917 г., строит социализм уже 63 года, но в том, как строить социализм, ему тоже нечем похвастаться" [13, р. 250]. Он отметил, что главными подтверждениями преимуществ социализма в Китае должны стать темпы и эффективность экономического развития.

В 1982 г. на открытии XII съезда КПК Дэн Сяопин указал, что модернизация и строительство должны исходить из китайской практики. Изучать зарубежный опыт необходимо, однако копирование опыта и моделей развития других стран не принесет успеха. В этой области Китай извлек немало уроков, главным выводом стало решение следовать своим путем и строить социализм с китайской спецификой.

Вслед за Мао Цзэдуном Дэн Сяопин считал военные расходы СССР чрезмерной обузой и препятствием для экономического развития. Рассказывая в октябре 1984 г. о планах наращивания объема китайской экономики, он заметил: "Говорят, что СССР тратит на оборону 20% ВНП, вот почему они не могут подняться — потому что бремя слишком тяжелое" [14, р. 88]. Китайский лидер стремился использовать благоприятную международную обстановку, чтобы направить ограниченные ресурсы на поддержку науки и образования, повышение уровня благосостояния людей.

Успешное развитие реформ придало китайскому руководству уверенности в том, что правильный путь уже найден. В августе 1985 г. в беседе с премьер-министром Зимбабве Р. Мугабе Дэн Сяопин заметил: "В итоге, что такое социализм? Советский Союз занимался этим много лет, и также не разобрался до конца. Возможно, ход мысли Ленина был сравнительно хорош, он осуществлял новую экономическую политику. Но потом советская модель закостенела" [14, р. 139]. Примечательным штрихом стал вопрос Дэн Сяопина к Мугабе о том, знаком ли тот с собранием его работ "Строительство социализма с китайской спецификой", куда вошла речь на открытии XII съезда КПК. Он рекомендовал гостю изучать, но не копировать китайский опыт соединения марксизма с национальной практикой, обратив особое внимание на неудачи, обусловленные левацкими настроениями и поспешностью в строительстве социализма.

Китай адресовал свой новый успешный опыт не только Третьему миру, но и социалистическим странам Восточной Европы. В сентябре 1986 г. на встрече с польским партийно-государственным лидером В. Ярузельским Дэн Сяопин подчеркнул, что реформа политической системы КНР нацелена на развитие производительных сил общества. "Политические системы обеих наших стран пришли из советской модели. Представляется, что в СССР эта модель также оказалась не очень удачной. Но даже при стопроцентном успехе в СССР смогла бы она соответствовать реальной ситуации Китая? Смогла бы она соответствовать реальной ситуации Польши? В каждой стране реальная ситуация разная. Мы сейчас выдвинули реформу политической системы, приняв решение исходя из реальной ситуации нашей страны" [14, р. 178].

В мае 1988 г. в беседе с президентом Мозамбика Ж. Чиссано Дэн Сяопин призвал самостоятельно разобраться в том, что такое социализм, учитывая свои особенности. "Мы в прошлом копировали советскую модель строительства социализма, и это принесло много проблем. Мы их давно обнаружили, но решить не смогли. Мы должны решить этот вопрос сейчас, нам нужно строить социализм с собственной китайской спецификой" [14, р. 261].

Встреча с М. Горбачевым в мае 1989 г. позволила Дэн Сяопину поставить точку в давнем политическом споре. Китайский лидер заявил последнему генеральному секретарю ЦК КПСС, что в ходе продлившейся два десятилетия полемики между двумя партиями о понимании марксизма и социализма обе стороны "сказали много пустых слов". Он поведал Горбачеву, что Ленин и Мао Цзэдун были великими деятелями, поскольку изучали ситуацию в своих странах не по книгам и находили собственные решения. "Маркс мог предвидеть, что в отсталой России произойдет Октябрьская революция? Ленин мог предвидеть, что Китай сможет победить, используя окружение города деревней? Это относится и к революции, и к строительству. После успеха революции все страны должны строить социализм на основе собственных условий. Установленной модели нет и быть не может. Приверженность старым шаблонам может привести лишь к отставанию и даже к провалу" [14, р. 292].

Дэн Сяопину удалось решить проблему "советского предостережения" в области экономической системы. Китай отказался от высокой степени централизации и жесткого планирования. План и рынок превратились в не связанные с социализмом или капитализмом инструменты развития производительных сил.

При Цзян Цзэмине, занимавшем пост Генерального секретаря ЦК КПК с 1989 по 2002 г., XIV съезд КПК провозгласил в 1992 г. целью реформы создание "системы социалистической рыночной экономики", окончательно закрепив разрыв с советской плановой моделью. Цзян Цзэ- минь подчеркивал, что путь к этому решению был трудным, признав историческую необходимость заимствования советской модели в 1950-е годы. "Нам надо было срочно организовать экономическое строительство и быстро восстановить разрушенную длительной войной экономику. Сначала мы полностью изучали советскую плановую экономическую систему. В условиях того времени мы использовали эту систему, чтобы быстро развить экономику нашей страны и комплексно создать промышленную базу" [15, р. 288].

В китайском осмыслении советских уроков все более заметное место занимала тема устойчивости партийной власти. В декабре 2000 г. Цзян Цзэминь со ссылкой на примеры из истории Китая напомнил, что многие династии прошли путь от "обретения сердца народа" и расцвета до "утраты сердца народа" и упадка. Среди прецедентов потери народной поддержки были упомянуты изменения в Восточной Европе, распад СССР, поражение партии Гоминьдан на материке с последующей утратой власти на Тайване. Причин у этих событий было много, одна из важнейших заключалась в том, что "людские сердца" отвернулись от власти. "К этим примерам из истории и реальности следует относиться как к ясному зеркалу!" [16, рр. 186-187].

Проблема отчуждения народа от власти, утрата идеологических ориентиров, неспособность политической партии отстоять свое существование в момент кризиса вышли на первый план в осмыслении недостатков советской модели. "Когда было объявлено о роспуске КПСС, большинство членов партии не поднялись против этого, в результате большая партия с более чем 80-летней историей развалилась в одно мгновение. Этот урок заставляет задуматься!" — отметил в январе 2002 г. на заседании Центральной комиссии КПК по проверке дисциплины Цзян Цзэминь [16, р. 423].

Ху Цзиньтао, преемник Цзян Цзэминя, в выступлении по поводу 30-летия политики реформ в декабре 2008 г. предложил новую запоминающуюся формулировку. Заявив о необходимости высоко держать знамя китайского социализма, он подчеркнул, что "нельзя следовать по старому пути закрытости и окостенения, также нельзя следовать по еретическому пути смены знамени" [17, р. 159]. Не называя соседнюю страну по имени, эти слова указывали как на недопустимость возвращения Китая к былой закрытости и сталинской модели, так и на неприемлемость отказа от социализма и партийного руководства по примеру позднего СССР. В торжественной речи Ху Цзиньтао в честь 90-летия КПК в 2011 г. упоминаний о советском влиянии не было. Поскольку китайские революционеры и реформаторы конца XIX — начала XX в. раз за разом терпели поражение, появление КПК стало "неизбежным результатом исторического развития Китая в новое и новейшее время, неизбежным порождением упорных поисков китайского народа в борьбе за спасение страны от гибели" [17, р. 522]. Могло показаться, что проблемы воздействия на Китай русской революции 1917 г. и заимствования в середине XX в. советской модели утратили для КПК былую остроту.

Советская тема вернулась в политику и идеологию вместе с приходом в ноябре 2012 г. Си Цзиньпина на пост генерального секретаря ЦК КПК. Западные СМИ сообщали, что он выступил с эмоциональными призывами не повторять судьбу КПСС во время инспекционной поездки в Гуанчжоу в декабре 2012 г. Цитаты из этого выступления без указания источника вскоре появились в научной периодике. По поводу августовского путча 1991 г. китайский лидер заметил: «Ельцин на танке выступил с речью, армия осталась равнодушной, сохранив так называемую "нейтральность". В итоге Горбачев одним тихим словом объявил о роспуске КПСС, большой партии не стало. По доле членов партии КПСС нас превосходила, однако не нашлось ни одного настоящего мужчины, ни один человек не сопротивлялся» [цит. по: 18, р. 128].

В январе 2013 г. Си Цзиньпин подчеркнул, что трактовка истории КПК и КНР является важным политическим вопросом. Враждебные силы стараются ее исказить, чтобы свергнуть руководство партии и социалистический строй: "СССР почему распался? КПСС почему рухнула? Важной причиной была острая борьба в сфере идеологии. Полностью отрицали историю СССР, историю КПСС, отрицали Ленина, отрицали Сталина, занимались историческим нигилизмом, в идеях наступил беспорядок, партийные организации всех уровней не играли почти никакой роли, армия не находилась под руководством партии. В конце концов большая партия КПСС рассеялась как стая птиц и зверей, большая социалистическая страна СССР распалась на части. Это урок из неудачи предшественника!" [11].

Сюжеты из 1956 г. вернулись в современный Китай. Формулировка "урок из неудачи предшественника" содержит иероглиф "цзянь" (зеркало), отсылающий к призыву Мао Цзэдуна брать Советский Союз в качестве "зеркала". Слова об "отрицании Ленина и Сталина" напоминают о выступлении Мао Цзэдуна в ноябре 1956 г. на 2-м пленуме ЦК КПК 8-го созыва. Тогда он заявил, что после XX съезда руководство КПСС полностью отвергло Сталина и "во многом" Ленина с его теорией революционного захвата власти. Будто обращаясь к Хрущеву, Мао Цзэдун сказал: "Сколько у тебя капитала? Только один Ленин и один Сталин. Ты отбросил Сталина и почти целиком отбросил Ленина, сделал его безногим, либо оставил только одну голову, либо отрубил Ленину одну руку" [3, р. 323].

В январе 2018 г. Си Цзиньпин вернулся к теме гибели КПСС, отметив, что КПК — это "большая партия", управлять которой непросто. Марксистская партия собирается вместе не ради выгод, а из-за общих убеждений, поэтому ее строительство обязательно начинается с идеалов и убеждений. "Я часто говорю, если основа непрочная, то земля трясется и горы качаются. Когда убеждения непрочные, тоже будут трястись земля и качаться горы. В том, что СССР распался, КПСС рухнула, в Восточной Европе произошли изменения, разве не такая же логика? Когда в КПСС было 200 тысяч членов, она взяла политическую власть, когда в ней было 2 миллиона, она разбила Гитлера, когда в ней стало 20 миллионов, она потеряла политическую власть. Я говорил, что во время потрясений тогда не нашлось ни одного настоящего мужчины, ни один человек не сопротивлялся. Какова причина? Идеалы и убеждения исчезли без остатка" [19].

Си Цзиньпин утверждал, что под лозунгами демократизации и гласности КПСС отказалась от принципа демократического централизма, позволила членам партии открыто высказывать отличные от решений организации мнения. Некоторые члены партии отрицали историю КПСС и ее роль как авангарда социализма, стали рупором для пропаганды буржуазной идеологии. Внутри КПСС от хаоса в идеях перешли к хаосу в организации [цит. по: 8, р. 22].

В русле борьбы с "историческим нигилизмом" Си Цзиньпин смягчил оценку советской модели, признав ее былые заслуги. "Сформировавшаяся советская модель в особых исторических условиях сыграла важную роль в укреплении советской социалистической системы, способствовала быстрому развитию советской экономики и жизни общества в целом. Также она сыграла важную роль в одержанной советской армией и народом победе над фашизмом" [цит. по: 18, р. 127]. Это был недвусмысленный сигнал, что полное отрицание советской модели и ее приравнивание к ошибочной "сталинской модели" более не приветствуются. Си Цзиньпин подчеркнул, что оценка практики советского социализма является для Китая не только научной проблемой, но вопросом судьбы коммунистической партии и социалистического государства.

Развивая требование не противопоставлять друг другу эпоху правления Мао Цзэдуна и период реформ, Си Цзиньпин заявил, что, если бы КПК не приступила к преобразованиям, Китай, скорее всего, столкнулся бы с серьезными трудностями, которые могли "привести к кризису гибели партии и гибели государства наподобие СССР и стран Восточной Европы". С другой стороны, если бы Китай в ходе революции и социалистического строительства не накопил важные идеи, материальные ресурсы, институциональные предпосылки, позитивный и негативный опыт, "реформам и открытости было бы очень трудно успешно продвигаться вперед" [11]. Иными словами, несколько десятилетий развития Китая в рамках советской модели были конструктивным этапом, отрицать историческую важность которого недопустимо.

Китайские авторы полагают, что Си Цзиньпин окончательно решил вопрос "СССР как предостережения" с точки зрения системы государственного управления [20, р. 120]. В 2013 г. он отметил, что у Китая еще остаются сходные места с бывшим СССР. "Если будем действовать хорошо, то сможем выйти в яркий солнечный день, если нет — то вчерашний день СССР станет нашим завтрашним днем" [цит. по: 21, р. 16]. Оптимистичный лозунг 1950-х годов превратился ныне в грозное предупреждение о возможности повторить судьбу распавшегося государства. Китайский лидер неоднократно предостерегал, что расширение масштабов коррупции способно привести к гибели партии и государства в том случае, если власть "утратит сердца людей".

При Си Цзиньпине переосмысление советской модели происходило в сферах контроля над полномочиями властей, институционализации прав, всеобъемлющей борьбы с коррупцией, которой должны бояться как мелкие "мухи", так и высокопоставленные "тигры", модернизации системы управления. Поиск ответов на эти вопросы, с точки зрения китайских ученых, стал подлинным переходом от восприятия "России как учителя" и "СССР как зеркала" к полномасштабному продвижению по собственному пути [20, р. 120]. Среди основных направлений переосмысления советской модели в годы правления Си Цзиньпина китайские авторы выделяют выявление неполноты понимания того, как нужно управлять социалистическим обществом, как обуздать коррупцию, как не допустить отчуждения людей от власти, как сохранить идеалы и веру в коммунизм [22, р. 7, 8].

В ноябре 2013 г. на 3-м пленуме ЦК КПК 18-го созыва Си Цзиньпин отметил, что прежде вопрос о том, как управлять новым социалистическим обществом, не нашел практического решения внутри мирового социализма. Принципы Маркса и Энгельса были прогностическими, Ленин быстро умер и не успел провести глубокие поиски в этом направлении. СССР накопил практический опыт, но допустил серьезные ошибки и не нашел решения проблемы [23, р. 91].

Суждения Си Цзинпина о необходимости следовать китайской практике, избегая копирования чужих моделей, наследовали идеи Дэн Сяопина 1980-х годов. В декабре 2012 г. на коллективной учебе Политбюро ЦК КПК Си Цзиньпин сказал, что о реформе и открытости, развитии социалистической рыночной экономики "наши предки не говорили", "другие социалистические страны этого не делали", указывая тем самым, что советская модель не смогла приблизиться к проведению полномасштабных рыночных реформ [24, р. 34]. Китайский лидер подчеркнул, что социализм с китайской спецификой — это не "переиздание" практики других социалистических государств и не повторение зарубежных вариантов модернизации [25]. На праздновании юбилея Маркса он заявил, что у социализма нет неизменного пути. Превратить замысел в реальность можно, лишь соединив принципы научного социализма с конкретной практикой страны, историческими и культурными традициями, требованиями эпохи [26]. Если копировать чужие институты и модели, не учитывая ситуацию в своей стране, тогда, "рисуя тигра, получишь подобие собаки" [24, р. 21]. Ни один практический вопрос в этом случае не будет решен, а несоответствие национальным условиям способно породить серьезные последствия.

На период правления Си Цзиньпина выпал столетний юбилей русской революции 1917 г. Официальную точку зрения на это событие в сентябре 2017 г. представил Лю Цибао, в то время — член Политбюро и глава отдела пропаганды ЦК КПК. Он рекомендовал обсудить "великий смысл и глубокое влияние" Октябрьской революции, "почерпнуть из истории мудрость и силу". По его словам, русская революция "открыла небывалую в мировой истории новую модель модернизации", благодаря которой СССР из "государства мелких крестьян" быстро превратился в мировую индустриальную державу. "Эпохальные исторические заслуги Октябрьской революции и достигнутые в прошлом огромные успехи советского социалистического строя вовсе не отменяются из-за распада СССР. Было много причин, почему советский социалистический строй не смог удержаться, включая консерватизм и окостенение, однако коренной причиной был поворот спиной к марксизму-ленинизму и социалистическому пути, открытому Октябрьской революцией" [27].

Лю Цибао напомнил, что именно благодаря русской революции в Китае узнали о марксизме-ленинизме и осознали, что единственной возможностью решить китайские проблемы является путь социализма. Он процитировал работу Мао Цзэдуна "О демократической диктатуре народа" 1949 г.: "Идти по пути русских — вывод был таков" [28, р. 1408].

Углубление исторического акцента в обобщении продвижения КПК от осмысления советской модели к разработке собственного пути заставило вспомнить об исходной точке этого процесса, в которой советская Россия играла роль "учителя". Показательно, что после долгих поисков китайскими интеллектуалами обновленного прочтения марксизма в контексте современной западной мысли и социал-демократических идей подарком КПК к юбилею русской революции стала публикация второго дополненного китайского издания полного собрания сочинений Ленина. На фоне противодействия "историческому нигилизму" позитивная трактовка Октябрьской революции 1917 г. остается для КПК краеугольным камнем обоснования собственной политической легитимности. Тезис о безальтернативном характере выбора марксизма-ленинизма в качестве руководящей идеи развития Китая является ныне столь же бесспорным, как и в середине XX в.

Китайская трактовка современной актуальности призыва "брать Советский Союз в качестве зеркала" подчеркивает развитие собственной теории социализма с китайской спецификой. Невозможно судить о ее состоятельности лишь на основании степени отдаленности от советской модели. Осмысление недостатков этой модели китайскими руководителями XX в. было неизбежным, однако задача рассмотрения чужого опыта как "зеркала" намного шире. Главной была не критика СССР, а способность объективно оценивать иностранную практику модернизации и развития. С того времени КПК самостоятельно анализирует происходящие в стране и мире изменения, делает из них практические и теоретические выводы [10, р. 20].

Опыт осмысления в Китае советской модели остается важным ресурсом при поиске пути движения в будущее. Рассуждения Дэн Сяопина о замкнутости СССР и его отставании от Запада в научно-технологическом развитии напоминают нынешнему руководству КНР о насущной необходимости идти в ногу со временем, создавать собственные инновации, продвигаться к лидерству в передовых разработках.

Настойчивые призывы Си Цзиньпина "не забывать об изначальных помыслах" и "крепко помнить о миссии" КПК формируют позитивную историческую оценку ранней советской модели, служившей для китайских коммунистов вдохновляющим примером с 1920-х годов. Советскую модель в КНР критикуют, но не отрицают русскую революцию 1917 г. и сделанный под ее влиянием выбор в пользу строительства социализма в Китае. Нормативная трактовка утверждает, что революции в России и Китае поставили правильную задачу, но СССР не сумел найти нужный ответ.

На Западе сделали неверный прогноз, решив, что прощание Китая с советской моделью означает неизбежный переход на рельсы либерального капитализма. КПК сохранила в своих руках мощные рычаги воздействия на экономику. Провозглашенная в 2020 г. политика "двойной циркуляции" ставит на первое место внутренний цикл производства, распределения и потребления, она нацелена на обретение научно-технологической самодостаточности Китая. Вместе с тем о возвращении к прежней изолированности от внешнего мира речь не идет. Уроки советской модели напоминают КПК о бесперспективности попыток отказаться от частного предпринимательства и рыночного механизма.

Позитивные оценки наследия Мао Цзэдуна помогают нынешнему руководству подчеркнуть свою приверженность сформулированному основателем КНР курсу самостоятельной разработки пути развития. Цепочка преемственности выстраивается вокруг тезисов о приоритете национальной специфики и избирательном отношении к иностранному опыту.