Политическая турбулентность в европейских странах ядра связана в большей степени не с выдвигаемой на первый план причиной (в большинстве из мейнстримных вариантах интерпретации) смены политических генераций. Этот поколенческий политический подход объяснения, конечно, имеет право быть, но пристальный полит-экономический анализ находит переворот в стабильности социальной базы, на которую опирались и субъектом представительства в публичной политики которых были классические респектабельные европейские партии (часто по игровому сменявшие друг друга, в синхроне делового цикла национальных экономик, социал-демократы во всех ипостасях/центристы-право-центристы). Но последние годы эта формула политического консенсуса начала давать сбои. И глубинные процессы, как и острая протестная волна (пока еще не оформившаяся институционально) начинает набирать обороты с невиданной скоростью. Именно эту надвигающуюся силу почувствовало новое политическое европейское поколение, но можно ли обойтись новым политическим циклом без серьезных системных встрясок или даже смены социально-экономической и политической организации отдельных стран или всего Союза - вопрос, который будем разбирать.
На недавних выборах в Европарламент фракция Идентичность и Демократия (фракция Европарламента, в которую входят «Национальный фронт», чешская «Свобода и прямая демократия», «Лига севера», «Австрийская партия свободы», «Фламандский интерес», «Конгресс новых правых», немецкая АДГ, Финнская партия, Консервативная народная партия Эстонии, Датская Народная Партия) набрала под 10 процентов делегатов. Составные данной фракции часто принято обозначать в политологической терминологии как право-популистские партии. Но в данном упрощенном обозначении размывается важные аспекты причин их появления, социальной базы и содержательной повестки. Забегая вперед, их виденье возобновляемой роли национального государства, в социально-экономическом разрезе, более левое, чем суть проводимой политики сдающими повсеместно свои позиции классическими европейскими социал-демократическими партиями. Большинство из упомянутых политических сил на своем национальном уровне исходят (и сходятся программно соответственно на Евро уровне) из запросов пострадавшего ядра европейского среднего класса, или так называемой «комфортной середины».
Восстановление Европы после Второй Мировой Войны сопровождалось достаточно жестким мобилизационным режимом почти во всех субъектах европейского региона. Это касалось в первую очередь рынка труда. Понимание тяжести задач сформировало (да и фактически требовало объективно) минимизации прав рабочих, с максимизацией всей необходимой послевоенной восстановительной нагрузки: время работы, временность занятости, условия труда, оплата и т.д. Задачи, поставленные перед национальными правительствами, и понимание ситуации формировали на то время и соответствующие политические режимы с условными «партиями капитала». Но последующая фаза роста и экономического подъема сопроводилась уникальным периодом расцвета европейской социал-демократии. Соседний «занавесный» послевоенный Советский Союз и объективно, и мифо-идеологически задавал опережающую планку представления о значимости и реальности социального государства с высокими стандартами обеспечения экзистенциального комфорта работника и труда как такового: полная государственная медицина; гарантированный курортный отдых; гарантия профессиональной карьеры; да и просто дарила безапелляционную уверенность в витальной стабильности себя / детей / внуков… На фоне этого, европейские трудовые союзы получали мощный само организующий идеологический козырь в давлении на работодателя (притягательный соседский пример). А капитал был вынужден идти на упреждение низового рабочего движения (в условиях антисоветской установки) через плавное наращивания составных элементов будущего среднеевропейского социального государства. Разгоняемого наращиванием внешнеторгового сальдо в ситуации постоянно растущего спроса на европейские товары и услуги и качественного роста производительности труда (чему благоволило щедрое финансирование среды НИОКР). Рост экономической базы для распределения превосходил возможные социально-политические издержки. Именно в этом тандеме внешней «социалистической практики» и «социализирующейся публичной политики» произошло формирование известной нам до недавно «европейской мечты». Именно той формы организации социального пространства «в труде и отдыхе», который в своей мифологической обертке рядового туриста поддерживается и до сих пор. Когда приезжают в места туристической финансовой накаченности (либо в европейские столицы) и картину местной жизни для себя формируют по успешному среднему и высокому слою местного среднего класса, естественным образом формирующего там окружение. Но победа право-популистских сил и недавняя волна не оформившихся институционально-политически движений «желто-жилеточников» (стоит взять журналистское наименование этого французского движения как уже общеевропейское имя нарицательное) говорит об принципиальном разломе в механизмах обеспечения преемственности социальных сред, условно, обитания европейского среднего класса. Волна политических альтернатив (как под правыми, так и под левыми брендами) объединены повесткой слома несправедливого социально-экономического порядка. Порядка, в котором в лигу проигравших выпадают из еще недавно стабильных профессиональных и бизнесовых сред. Порядка, в котором новые поколения не имеют шанса попасть в классовую мобильность, где талант, умения, старания являются критерием «открытых высоких достижений в свободном обществе». Именно схлопывание открытых возможностей, само ощущение тотально закрытой несправедливости и предощущение некой новой системы сословного общества (где образование, здоровье, удачливая в человеческих и профессиональных связях среда обитания требует предзаданности наследуемого «социального стартового капитал») объединило волны уличных протестов по всей Франции (а за ней и первые звоночки по другим странам), как говорится, связав под одним жилетом от мала до велика. Объединив и студентов, лишаемых доступности образования и гарантий нормальной занятости до 30+ лет, и людей среднего/старшего рабочего возрастов, для которых тенденции на европейском рынке труда создают перспективу пожизненной подвешенной занятости (с пенсией в 550 евро, если ты преподаватель музыки по малым контрактам)
Возвращаясь к левизне правых и схожести повесток между обеими лагерями. Они объединены требованием новой справедливости. Справедливости по слому системы распределения, которая сложилась в среде последних неолиберальных правил организации экономической жизни. Правил, внедрение и регуляцию которых осуществляют структуры надгосударственной организации Европейского Союза. Только правые требуют вернуть функции регулирования правил торговли на национальный уровень (помочь в защите, через протекцию, заработка национального среднего бизнеса) и заодно физически отрегулировать прибытие «новых европейцев», которые в сверх открытом и де-регулированном рынке труда занимают низовые рабочие места (что следует понимать с определенно большим вниманием, но не с точки зрения лишь позиции «нетерпимость против мигрантов», а именно как защита мест низового заработка тех, кто за последнее время выпал из европейского среднего класса вниз либо не способен от туда выпрыгнуть после получения диплома). Борьба с мигрантами в Европе в политическом представлении стало борьбой за трудовую среду, проигравших от крайнего либерализма Брюсселя. Но имея моральную составляющую показной публичной пост-колониальной вины центристские европейские партии жестко до последнего времени отвергали право рядового итальянца/француза/немца правомерно требовать более жесткой регуляции рынка труда (непосредственно иммиграции).
Кстати, именно с миграционной темы наиболее показательно разворачивать пояснение причины трещин и турбулентности на европейской политической арене. Но речь касается не банальности об дискуссионности квот и ругани вокруг организации этого процесса. Нет, картину происходящего зарождения социального маргинального протеста и полит-экономический паспорт кризиса европейской «комфортной середины» нам поможет раскрыть позиция, по иммигрантской теме, Германии.
Именно эта самая профицитная страна ЕС, ее, без преувеличения, политический и экономический лидер, является главным апологетом интенсификации миграционного потока. По данным иccлeдoвaтeлей фoндa Bertelsmann, ocнoвнaя чacть тpудoвыxмигрантов должна прибывать в Гepмaнию из тaк нaзывaeмыxcтpaн тpeтьeгoмиpa. Taк, пoиxподсчётам, в период c 2018 пo20З5 гoды в cтpaну eжeгoднoдoлжны прибывать oкoлo 98 000 мигpaнтoв из cтpaн третьего миpa (бeз учeтa мигpaнтoв из EC). Такая большая потребность связана как с демографическим спадом у предыдущих успешный, само реализующихся городских (и мало детных) поколений, так и, самое главное, со стабильно высоким ростом немецкой экономики, который делает ежегодно востребованным все больше и больше рабочих мест. Даже не смотря на автоматизацию. То, что Германия проталкивает миграционные квоты и в другие страны связано с логикой первичной социализации к европейским коммуникативным и символическим практикам (базовая рабочая социализация). После которой новые рабочие руки уже можно принимать на своей территории – здравый и хитрый прагматизм.
Цифры-тезис: 10 процентов немецких домохозяйств контролирует более 66 процентов чистого денежного богатства Германии (те самые видимые зажиточные бюргеры в люксовых авто последнего модельного года на улицах немецких Берлина, Франкфурта, Гамбурга, Мюнхена - тех, кого видят туристы, синхронно составляя, под впечатлениями, дорожную карту переселения в эту богатую страну). - Богатая страна, где меньшинство (видимое, количественно существенное) зарабатывает путем сокращения издержек за счет своего нового немецкого неопределенного класса - прекариата (прим.: "precarious", прекариат/прекариативный - нестабильный). Прекариарность дает работодателю возможность сокращать издержки увольнения (малый контракт/временная работа и т.д.); держать в страхе и повиновении (политическом в том числе, держим в уме украинский гос.сектор) работников ядра постоянной занятости - страха самому оказаться в статусе прекариата. Суть, лежащая за этим социальным фактом последнего десятилетия/двух - переориентация страны от повестки социального государства к ново-сословной неолиберальной форме организации ресурсов национального пространства с целью повышения конкурентоспособности национального outsourceперед корпоративным капиталом - эффективная немецкая экономическая модель, породившая социальную бомбу замедленного действия. Модель, выдерживавшая политическую стабильность для давно уже центристских коалиций (лишенных левого содержания) ХДС/ХСС и др. только лишь по причине иной более социально стабильной пропорции социально удержавшихся vs проигравших (чем у соседних европейских друзей - мощные протесты низов «желтых жилетов» в недавно джентрифицировавшимся богатом Париже - тому пример). Баланс, который в Германии становится крайне нестабильным.