Динамика классовой структуры посткоммунистического общества

После 1989 г. классы исчезли не только из общественной жизни, но и из академического дискурса Восточной Европы с быстротой, адекватной их частому использованию в период социализма. Одновременно прекратила своё существование официальная идеология, в которой классы играли решающую роль. Тема класса в 1990-е гг. однозначно утратила доминирующее положение в постсоциалистических странах и в мировом обществоведении в целом. Спор о классах в обществоведении посткоммунистических стран был вытеснен на периферию новыми темами: трансформация, модернизация, гражданское общество, гражданственность. Однако сегодня понятие «класс» больше не является табу среди нового поколения левых интеллектуалов стран региона, использующих его для указания на социальные антагонизмы и конфликты, игнорируемые официальным политическим течением.

Если многие западные страны испытали снижающиеся или стабильные связи между
классом и избирательным выбором, тенденция классового голосования в посткоммунистических странах совершенно отлична. Анализ подтверждает, что классовое голосование, появившееся в начале 1990-х гг., возросло в ЧР в период со второй половины этого десятилетия, особенно в 1998-2010 гг. Источником рестратификации чешского общества является возрастающее социальное неравенство. Оно вело к появлению конфликтных линий, предопределяющих выбор политических партий.

Ряд исследований избирательного поведения классов показывает, что чешский электорат голосует в соответствии с классовой принадлежностью или «голосует своим карманом». Более высокие классы участвуют в выборах чаще, чем более низкие. С низшими слоями больше идентифицируются квалифицированные, полуквалифицированные и неквалифицированные рабочие. К низшему среднему классу чаще всего относят себя рутинные нефизические работники и низшие профессионалы. Средний высший и высший классы образуют крупные предприниматели и высшие профессионалы.

Наибольшее количество - 2/5 (38%) опрошенных воспринимают чешское общество как
общество отдельных трёх миров: низшего класса, большинства общества и общественной
верхушки. ²/₃ (67%) убеждены, что в чешском обществе преобладает зависть над толерантностью по отношению к имущественным различиям. Чехи хотят, чтобы их дети усвоили прежде всего ценность справедливости. По сравнению с исследованием от 2015 г. в апреле 2018 г. произошёл рост позитивной оценки возможности самореализации (с 41 до 58%) и равенства возможностей (с 27 до 38%).

Социальные изменения, вызванные «бархатными» революциями, идентифицируются как ключевой фактор, ведущий к неравенствам, характеризующим современное центрально- и восточноевропейское общество. Неравенства были здесь и раньше, но они основывались на политическом капитале, а не экономическом. Природа их отличалась фундаментально от известной по капиталистическому миру .

Быстрый рост самозанятого класса, практически не существовавшего до 1989 г., в конце 2000-х достиг 10% населения. Работа для высококвалифицированных рабочих драматически сократилась в Словакии с 28% занятых в конце 1980-х до 14% в 2009 г. Молодое поколение словацких обществоведов сейчас регулярно критикует культ рынка и предлагает альтернативную политическую экономию, хотя неолибиральная гегемония в общественном дискурсе мешает им быть услышанными.

Социологи не отказались от концепта класса в отличие от носителей массового сознания. Наблюдения показали «сжатие» рабочего класса, экспансию занятости в сфере торговли и услуг (в Польше достигшей 24% рабочей силы в 2013 г.) и увеличение численности мелких предпринимателей после 1989 г., ставшего переломным для социально-классовой структуры стран региона. Среди капиталистических классов только мелкие предприниматели рассматривались как класс. Безработица, неизвестная в социалистических странах, в начале 1990-х гг. подскочила до 16% и достигла 20% после 2000 г. Переструктурирование рынка труда бы было драматическим, и ни одна из групп не была защищена от потери стабильности: для людей с профессиональным образованием риск потери постоянной работы возрос более чем пятикратно, а для людей с начальным, средним и высшим образованием - более чем десятикратно. От пожизненной занятости на одном рабочем месте совершился переход к совершенно другому типу профессиональных карьер - сдвигам от одной кратковременной работы к другой. Причём, хотя количество выпускников вузов резко возросло, процент высокообразованных управленцев и специалистов остался принципиально неизменным. Это значит, что обладатели дипломов о высшем образовании были вынуждены занимать более низкие профессиональные позиции.

Большие перемены происходили в сельской местности. На фоне дезаграризации (падения доли крестьянства в результате их исхода в города) совершалась пролетаризация, раскрестьянивание села (рост доли различных категорий рабочих), особенно после 2000 г. Село стало более рабочим, чем город, именно рабочие, а не крестьяне стали доминирующей социальной группой села, теряющего свою социальную специфику. В результате наплыва в сёла, особенно в 1990-е гг., среднего класса из городов, часто идеализировавших сельскую жизнь, шёл процесс обуржуазивания, гентрификации сельской местности. Доля сельских жителей с высшим образованием возросла в Польше пятикратно. Здесь наблюдался своего рода ренессанс села.

Один класс играл выдающуюся роль в социологическом дискурсе - средний. Он заменил ценность и материальную гегемонию рабочего класса, став критерием оценки развития социальной структуры. Различался старый средний класс, «занятый в производстве и распределении материальных товаров и услуг», и новый, «занятый в производстве и распределении символического знания». Поляризация восточноевропейского общества происходила в результате постепенной деградации средних слоёв и роста численности прежде всего низшего и в меньшей степени высшего классов, а также маргинализации и обнищания низших слоёв. За период после 2010 г. имущество наиболее обеспеченных слоёв польского населения увеличилось на 44%, а бедных - уменьшилось на 41%.

Примерно 1/3 —1/4 часть восточноевропейского общества составили маргинальные группы населения (Польша лидирует в Европе по доле «мусорных» трудовых договоров, прежде всего среди молодёжи), многие, также особенно часто молодёжь, разочарованы в жизненных перспективах. Материальный успех стал основой различения «выигравших» и «проигравших», а мерилом успеха безальтернативно выступил материальный достаток. Стремление к материальному успеху у людей было всегда, но именно в настоящее время отмечается его тотальный характер, и этот фактор выступает чуть ли не единственным определяющим успех и является самодовлеющим. Деньги помещаются наверху ценностной иерархии, успех измеряется только ими

Из всех классов общества при переходе к капиталистической системе рабочие понесли наибольшие потери - они перестали быть господствующим классом, ощутимо потеряли в заработках и социально-профессиональном престиже. Спустя четверть века после смены режима квалифицированные и неквалифицированные рабочие как группы в наибольшей степени потерявшие в ходе трансформации не считали, что индивидуальные заслуги и усилия ведут к успеху. В целом проигравшие возникли во многом за счёт выигравших. Восточноевропейское общество сложилось в итоге как поляризованное и двумерное.

Наиболее выраженной вариацией дифференциации общества восточноевропейского типа является социальная структура болгарского общества.

Ещё в позднесоциалистический период в массовом сознании болгар, как и остальных жителей региона, образовался конфликт между «привилегированными партийными партфункционерами (или номенклатурой)» и «простыми людьми». Эта дихотомия преобразовалась в наши дни в моральный конфликт между политиками или «коррумпированными элитами» и «честными простыми людьми», когда первые рассматриваются как богатые, выигравшие от посткоммунистического перехода, а вторые - как обедневшие проигравшие. Исследователи обращают внимание на острую поляризацию общества с двумя крайностями - огромным, чрезмерным богатством (и властью), с одной стороны, и деградирующей, экстремальной бедностью, с другой стороны. Такое деление образует демаркационную линию в массовом восприятии, а не только в общественной науке.

В глазах простых людей в обществах восточноевропейского типа - болгарском, словацком и других - посткоммунистическая стратификация сформировалась не как классическая социальная пирамида, а, скорее, как груше-подобная с небольшим количеством людей в середине, большим - на дне и минимальным - сверху, как короткого узкого горлышка. В 1993-1994 гг. менее 1% населения Болгарии видели себя принадлежащими к верхнему классу, около четверти отождествлялись со средним слоем и явное большинство - 63% -идентифицировалось с низшим социальным слоем. Сложилась стабильная дихотомия общественного сознания между «богатыми коррумпированными политиками», с одной стороны, и «бедными простыми людьми», с другой, что долгое время не вело к массовым протестам.

Последующие болгарские исследования 2002, 2006 и 2007 гг., продемонстрировали аналогичные результаты: люди рассматривали политиков, экс-номенклатуру, членов мафии, и преступников как выигравших от перехода, а простой народ, население, рабочих и пенсионеров как проигравших. Бедность вела к сокращению социальных сетей до уровня замкнутых кругов родственников и соседей. Социальное «сжатие» сопровождалось выпадением из общества в целом. Отсутствие социальных сетей делало коллективную акцию и политический протест невозможными. Если люди протестовали, они делали это через криминальные формы активности и/или голосование за оппозицию, независимо от того, кто эта оппозиция. Если определённая группа выходила на забастовку, большинство населения оставалось убеждённым, что эта группа добивается для себя более высокой оплаты труда и делает это за счёт других.
Целый ряд исследований демонстрирует это недоверие, которое в сочетании с доминирующими ценностями неолиберализма заставляет всех спасаться поодиночке. Люди рассматривают своих соотечественников, скорее, как соперников, чем как союзников. Результат - широкомасштабная атомизация общества и своего рода неолиберальная утопия, когда нет такого явления как общество, только индивидуальные мужчины и женщины.

Протесты, начавшиеся в Болгарии в 2013 г., явились столкновением между простыми людьми и мафиозными политиками, но меньше касались экономических вопросов, а больше - безнравственности власти и борьбы за перемены под лозунгом «Двадцать четыре года достаточно» и требования смены систем, замены представительной демократии на демократию прямую, налаживания функционирования государства.

Более успешно по сравнению со странами Юго-Восточной Европы развиваются страны Центральной Европы или Вишеградской четвёрки - Польша, Чехия, Словакия, Венгрия, - хотя общие закономерности динамики после 1989 г., в том числе направления социально-классовых сдвигов, объединяют бывший социалистический регион.

Польские социологи убеждены, что не существует демократии высокого качества без значительного равенства в структуре общества. Нынешняя ситуация крайне далека от модели равных шансов. В условиях, когда уже к середине 1990-х гг. произошёл сдвиг от общих ценностей к собственным интересам каждого индивида , большинство восточноевропейцев оказались недовольными функционированием демократии. Сложилась система, которую никак нельзя назвать экономически и социально справедливой.

Сподобалась стаття? Допоможи нам стати кращими. Даний медіа проект - не коммерційний. Із Вашою допомогою Ми зможемо розвивати його ще швидше, а динаміка появи нових Мета-Тем та авторів тільки ще більш прискориться. Help us and Donate!