В такой ситуации возник довольно устойчивый запрос на государственный патернализм, что было обусловлено, в первую очередь,кризисными явлениями в экономике (безработица, возрастающая инфляция, обесценивание сбережений и т.п.). В роли патрона выступила наиболее влиятельная организованная на то время группа – создав тем самым новый предмет и характер политической борьбы, предполагавший поиск внешней поддержки. Пользуясь определением американского транзитолога Томаса Карозерса, в Украине в середине 1990-х гг. возник синдром «политики доминантной власти». Карозерс пишет, что «страны с этим синдромом имеют ограниченное, но все же реальное политическое пространство, определенную политическую состязательность между противоположными группами и, по меньшей мере, главные институциональные формы демократии. Тем не менее, одна политическая группа — движение, партия, семья или отдельный лидер - доминируют в этой системе таким образом, что не оставляют практически никаких перспектив смены власти в обозримом будущем... При доминантной власти выборы преимущественно сомнительные, хотя и не целиком фальшивые, так как господствующая группа старается разыграть более или менее приличное избирательное шоу для международного сообщества...» (1.)
Реальная «политика доминантной власти» предусматривала не только усиление роли президента, но и сохранение за парламентом широких полномочий, обеспечивающих конкурентную среду для политических элит.
Особенностью Украины начала 2000-х гг. был искусственный конфликт между группами интересов. Именно этот конфликт финансово-промышленных групп, сохранение конкуренции между группами давления и отдельными политиками, обеспечил Кучме возможность сконцентрировать в одних руках механизмы определения политической повестки дня и контроля над экономическими процессами. Результатом стало появление мощных региональных политико-экономических групп. При этом возникает новый запрос на новое видение идеи демократии как пространства общего - с одной стороны, государство управляется во многом как частное владение правящих групп, а с другой - возникает своеобразная модель «политического капитализма», при котором накопление капитала происходит путем получения доступа к политическим и административным ресурсам. В этой системе ведущее место принадлежит новому классу политических предпринимателей, которые достигают экономических целей с помощью «политических инвестиций» в главу государства, в силовые структуры, политические партии, депутатский и чиновничий корпуса. Взамен они получают политически обусловленные льготы и привилегии, доступ к бюджету, к государственной собственности, очень часто – иммунитет от закона. Решающая роль в политико-экономическом процессе принадлежит так называемым клиентарно-патронажным отношениям и связям. Патрон – президент, премьер, мэр и так далее – защищает своих клиентов, а те взамен оказывают ему всевозможные услуги. Экономические и властные ресурсы первого обмениваются на политическую и электоральную лояльность вторых. В этом смысле неопатримониальная система представляет собой сложную пирамиду разнообразных региональных, отраслевых и бизнесовых патронатов, которая объединяется вертикалью президентской власти (2.)