© 2019 Strategic Group.Media
ВТОРОЕ
СТОЛЕТИЕ
КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ
КИТАЯ
СТОЛЕТИЕ
КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ
КИТАЯ
И НОВАЯ БИПОЛЯРНОСТЬ
В. Михеев, С. Луконин (2021)
Китай вступает в новый этап своего развития. До 2050 г., с промежуточными итогами в 2035 г., КНР должна превратиться в "современное социалистическое государство" — экономического, инновационного, военного и т. д. лидера с уровнем ВВП на душу населения, равным аналогичному показателю развитых стран. По мнению китайского руководства, период 14-го плана — 2021—2025 гг. — особенно важен, так как это первая фаза качественного изменения китайской социально-экономической сферы. На этом фоне Пекин начинает более жестко отстаивать свои позиции в мире, фактически способствуя складыванию "новой биполярности", которая предполагает формирование не только двух основных глобальных центров силы — США и Китая, но также и региональных и субрегиональных центров, которые в свою очередь будут формировать современную "полицентричность". В этом процессе Россия играет одну из главных ролей, что с точки зрения Пекина определят чрезвычайную важность китайско- российских отношений в целом.
Согласно планам руководства КНР, 2021 г. должен стать важной вехой в современной истории Китая, знаменующей начало перехода страны к следующей стадии социально-экономического развития и глобального позиционирования. Предпосылки к этому переходу активно формировались в последнее время и связаны с тремя главными событиями первой четверти 2021 г.:
• принятием на мартовской Сессии ВСНП 14-го плана социально-экономического развития КНР на 2021—2025 гг., обозначенного китайским руководством в качестве "первого этапа" реализации "Долгосрочных целей КНР до 2035 г.";
• 100-летним юбилеем создания КПК и наступлением "второго столетия" развития страны под руководством компартии, что потребовало от руководства КНР увязки новых средне- и долгосрочных задач с отмечаемым в 2021 г. знаменательным событием;
• приходом к власти в США администрации Дж. Байдена, который в первые же дни президентства структурировал стратегические противоречия с Китаем.
Увязывая огромные достижения Китая в различных сферах с политической властью КПК, пекинские лидеры объявили о решении задач первого столетия Компартии, ассоциируемых с именами Мао Цзэдуна (образование Китайской Народной Республики) и Дэн Сяопина (проведение рыночных реформ и политики "открытости"). Решение этих задач к концу "первого столетия" позволило Китаю, если судить по итогам последней, 13-й пятилетки, полностью преодолеть крайнюю бедность (жизнь на менее чем 2 долл., в день), построить "общество средней зажиточности" (по результатам 2020 г., с размером ВВП на душу населения на уровне 10 тыс. долл.) и занять значимое место в мире.
• принятием на мартовской Сессии ВСНП 14-го плана социально-экономического развития КНР на 2021—2025 гг., обозначенного китайским руководством в качестве "первого этапа" реализации "Долгосрочных целей КНР до 2035 г.";
• 100-летним юбилеем создания КПК и наступлением "второго столетия" развития страны под руководством компартии, что потребовало от руководства КНР увязки новых средне- и долгосрочных задач с отмечаемым в 2021 г. знаменательным событием;
• приходом к власти в США администрации Дж. Байдена, который в первые же дни президентства структурировал стратегические противоречия с Китаем.
Увязывая огромные достижения Китая в различных сферах с политической властью КПК, пекинские лидеры объявили о решении задач первого столетия Компартии, ассоциируемых с именами Мао Цзэдуна (образование Китайской Народной Республики) и Дэн Сяопина (проведение рыночных реформ и политики "открытости"). Решение этих задач к концу "первого столетия" позволило Китаю, если судить по итогам последней, 13-й пятилетки, полностью преодолеть крайнюю бедность (жизнь на менее чем 2 долл., в день), построить "общество средней зажиточности" (по результатам 2020 г., с размером ВВП на душу населения на уровне 10 тыс. долл.) и занять значимое место в мире.
"НОВОЕ СТОЛЕТИЕ" КПК
Задачи "нового столетия КПК" выглядят еще более масштабными. Предполагается:
вывести страну к 2035 г. на уровень "современного социалистического государства", удвоив ВВП на душу населения до уровня среднеразвитой европейской страны;
выйти к 2050 г. на германский или японский уровень промышленного и инновационного развития;
обеспечить инновационную и научно-техническую самообеспеченность Китая — с тем, чтобы уйти от нынешней технологической зависимости от США и Запада, которая, по мнению китайского руководства, представляет угрозу национальной безопасности КНР;
создать к 2027 г. (100-летие Народно-освободительной армии Китая) сильную современную армию;
обеспечить глобальное лидерство Китая к 100-летию образования КНР в 2049 г.
В условиях экономической неопределенности, связанной с неясностью перспектив восстановления мировой экономики в пандемический и пост-пандемический период, Китай не стал ставить конкретных количественных целей по темпам прироста ВВП и другим показателям на период 14-й пятилетки и до 2035 г.
На мартовской сессии ВСНП экономические ориентиры на 2021 г. заданы с высокой степенью резервированности — прирост ВВП на уровне 6% и выше. Во исполнение средне- и долгосрочных научных и военных задач в 2021 г. предполагается существенно увеличить расходы на развитие фундаментальной науки — на 10.6% (расходы на прикладные исследования при этом увеличиваются на 7%) и обороны — на 6.8% (против прироста на 6.6% в 2020г.) до уровня в 209 млрд долл.
Во внутриэкономическом аспекте осторожность китайских властей связана с нарастающей долговой проблемой и проблемой бюджетного дефицита. По некоторым оценкам, отношение общего долга Китая к ВВП превысило 280% в 2020 г.; корпоративный долг нефинансового сектора КНР превышает 160% ВВП; внебюджетные долги местных властей достигают 15% ВВП. Реальный суммарный дефицит так называемого большого бюджета, включая внебюджетные расходы, может составить в 2021 г. не запланированные на сессии 3.2% (в 2020 г. — 3.6%), а порядка 6% ВВП страны. Это побуждает Китай несколько притормозить использование главного традиционного рычага восстановления экономики в любых трудных ситуациях — наращивания государственного финансирования инфраструктурных и социальных проектов. При этом акцент сегодня делается на побуждении крупных коммерческих банков к активному накачиванию финансовыми ресурсами микро-, малых и средних предприятий, объем которых должен увеличиться на 30% в 2021 г.
В плане выполнения амбициозных задач в области науки и инноваций и достижения научно- технической самообеспеченности Китай делает ставку не только на наращивание финансирования фундаментальной науки, но и на масштабное привлечение иностранных ученых (с месячными зарплатами до 10—12 тыс. долл.) — своего рода "приток мозгов" в китайскую науку.
На мартовской сессии ВСНП экономические ориентиры на 2021 г. заданы с высокой степенью резервированности — прирост ВВП на уровне 6% и выше. Во исполнение средне- и долгосрочных научных и военных задач в 2021 г. предполагается существенно увеличить расходы на развитие фундаментальной науки — на 10.6% (расходы на прикладные исследования при этом увеличиваются на 7%) и обороны — на 6.8% (против прироста на 6.6% в 2020г.) до уровня в 209 млрд долл.
Во внутриэкономическом аспекте осторожность китайских властей связана с нарастающей долговой проблемой и проблемой бюджетного дефицита. По некоторым оценкам, отношение общего долга Китая к ВВП превысило 280% в 2020 г.; корпоративный долг нефинансового сектора КНР превышает 160% ВВП; внебюджетные долги местных властей достигают 15% ВВП. Реальный суммарный дефицит так называемого большого бюджета, включая внебюджетные расходы, может составить в 2021 г. не запланированные на сессии 3.2% (в 2020 г. — 3.6%), а порядка 6% ВВП страны. Это побуждает Китай несколько притормозить использование главного традиционного рычага восстановления экономики в любых трудных ситуациях — наращивания государственного финансирования инфраструктурных и социальных проектов. При этом акцент сегодня делается на побуждении крупных коммерческих банков к активному накачиванию финансовыми ресурсами микро-, малых и средних предприятий, объем которых должен увеличиться на 30% в 2021 г.
В плане выполнения амбициозных задач в области науки и инноваций и достижения научно- технической самообеспеченности Китай делает ставку не только на наращивание финансирования фундаментальной науки, но и на масштабное привлечение иностранных ученых (с месячными зарплатами до 10—12 тыс. долл.) — своего рода "приток мозгов" в китайскую науку.
НОВАЯ БИПОЛЯРНОСТЬ
Важнейшими факторами при определении целей "второго столетия КПК", по мнению китайского руководства, являются качественно ухудшающиеся внешнеполитические условия.
Китайская политика Дж. Байдена по сравнению с президентством Д. Трампа воспринимается в Пекине как более идеологически мотивированная и стратегически сильнее скоординированная с американскими союзниками.
Администрация Дж. Байдена добавляет к традиционному американскому восприятию Китая как "партнера и конкурента", прежде всего в экономике и торговле, понятие "стратегический противник", что означает как несовместимость базовых ценностей, на которых строится развитие "демократического Запада" и "авторитарного" Китая "под руководством КПК", так и противостояние в борьбе за военно-политическое доминирование в мире.
Трансформирующиеся в негативном направлении китайско-американские отношения в ближайшие годы будут изменять мировой баланс сил и вести к формированию "новой биполярности", подразумевающей в условиях глобализации, что помимо двух новых планетарных "полюсов" в мире сохранятся и продолжат развиваться региональные и субрегиональные центры силы. На таком фоне для "новой биполярности" будет характерно не только непосредственное столкновение китайских и американских интересов, но и борьба за доминирование, влияние в остальной части планеты, за союзничество с лидерами "полицентрич- ного мира".
В "новой биполярности" первейшей задачей США становится не допустить инновационного, экономического, военно-политического и идеологического доминирования Китая. Сам факт "развития экономики КНР под автократическим руководством КПК" рассматривается Вашингтоном как свидетельство того, что Китай не может считаться полноценной рыночной экономикой и должен получать коллективный отпор мировых демократий в попытках захватить новые высокотехнологичные глобальные рынки.
Любопытно, что на новом этапе противоборства с Китаем руководство США, как это было когда-то в 1960-е годы в период военно-технологического противостояния с Советским Союзом и гонки вооружений, сегодня ставит задачи резкого наращивания расходов на науку. Дж. Байден выдвигает цель увеличить их с нынешних 0.7% ВВП до 2%, как во времена, так сказать, "старой биполярности".
Развивая взаимодействие со своими союзниками, группирующимися вокруг "американского полюса", США акцентируют политику на единстве базовых демократических ценностей и политических устремлений в противоположность авторитаризму на "китайском полюсе". На таком идейнополитическом фоне США приступают к разработке собственной стратегии развития национальной и мировой транспортной инфраструктуры, к реализации которой должны подключаться демократические страны. С точки зрения американской администрации, эта стратегия должна быть "демократического толка" — в противоположность "авторитарного толка" китайской инициативе "Пояса и Пути", загоняющей развивающиеся страны в долговую "кабалу" и способствующей распространению в мире "китайского авторитаризма".
Перспектива китайского доминирования в мировой инфраструктуре и на высокотехнологичных и финансовых рынках рассматривается США как главная угроза американскому лидерству. Исходя из этого, администрация Байдена окончательно изменяет прежний стратегический подход к Китаю. Если раньше вовлечение Китая в мировую рыночную и открытую экономику рассматривалось как путь к дальнейшей "прогрессивной трансформации" и демократизации китайского общества и ослаблению авторитаризма КПК, то сейчас речь идет о масштабном противодействии ее планам по обеспечению глобального лидерства Китая.
В первом полугодии 2021 г. американская политика коллективного противостояния Пекину осуществлялась с переменным успехом. США удалось добиться определенных результатов в Европе. Страны НАТО и ЕС поддержали США в усилиях по сдерживанию Китая. ЕС занял жесткую позицию как по ситуации в Гонконге, так и по синьцзянскому хлопку, вслед за США обвинив Китай в использовании принудительного труда уйгуров и их незаконном притеснении в этом автономном районе КНР. ЕС притормозил вступление в силу подписанного в конце 2020 г. инвестиционного соглашения с КНР, открывающего сторонам обоюдный полноценный выход на инвестиционные рынки Европы и Китая.
Однако в Индо-Тихоокеанской Азии, где экономическая зависимость стран от Китая больше, чем в Европе, успехи администрации Дж. Байдена менее заметны. США в начале года провели онлайн-саммит стран QUAD (Quadrilateral Security Dialogue), на котором получили традиционную поддержку против Китая. Были возобновлены диалоги на уровне министров обороны и иностранных дел с Японией и Южной Кореей, в ходе которых подтвержден курс на укрепление военнополитических альянсов США с этими странами. В то же время главная задача в плане коллективного давления на Пекин — расширение QUAD за счет Южной Кореи, а впоследствии Вьетнама и Новой Зеландии, остается не решенной. Сеул заявил о нежелании выбирать между Пекином и Вашингтоном и устами своего министра иностранных дел охарактеризовал США и Китай как двух "главных партнеров Южной Кореи": Китай — важнейший торгово-экономический партнер, США — главнейший военно-политический союзник.
Китайская политика Дж. Байдена по сравнению с президентством Д. Трампа воспринимается в Пекине как более идеологически мотивированная и стратегически сильнее скоординированная с американскими союзниками.
Администрация Дж. Байдена добавляет к традиционному американскому восприятию Китая как "партнера и конкурента", прежде всего в экономике и торговле, понятие "стратегический противник", что означает как несовместимость базовых ценностей, на которых строится развитие "демократического Запада" и "авторитарного" Китая "под руководством КПК", так и противостояние в борьбе за военно-политическое доминирование в мире.
Трансформирующиеся в негативном направлении китайско-американские отношения в ближайшие годы будут изменять мировой баланс сил и вести к формированию "новой биполярности", подразумевающей в условиях глобализации, что помимо двух новых планетарных "полюсов" в мире сохранятся и продолжат развиваться региональные и субрегиональные центры силы. На таком фоне для "новой биполярности" будет характерно не только непосредственное столкновение китайских и американских интересов, но и борьба за доминирование, влияние в остальной части планеты, за союзничество с лидерами "полицентрич- ного мира".
В "новой биполярности" первейшей задачей США становится не допустить инновационного, экономического, военно-политического и идеологического доминирования Китая. Сам факт "развития экономики КНР под автократическим руководством КПК" рассматривается Вашингтоном как свидетельство того, что Китай не может считаться полноценной рыночной экономикой и должен получать коллективный отпор мировых демократий в попытках захватить новые высокотехнологичные глобальные рынки.
Любопытно, что на новом этапе противоборства с Китаем руководство США, как это было когда-то в 1960-е годы в период военно-технологического противостояния с Советским Союзом и гонки вооружений, сегодня ставит задачи резкого наращивания расходов на науку. Дж. Байден выдвигает цель увеличить их с нынешних 0.7% ВВП до 2%, как во времена, так сказать, "старой биполярности".
Развивая взаимодействие со своими союзниками, группирующимися вокруг "американского полюса", США акцентируют политику на единстве базовых демократических ценностей и политических устремлений в противоположность авторитаризму на "китайском полюсе". На таком идейнополитическом фоне США приступают к разработке собственной стратегии развития национальной и мировой транспортной инфраструктуры, к реализации которой должны подключаться демократические страны. С точки зрения американской администрации, эта стратегия должна быть "демократического толка" — в противоположность "авторитарного толка" китайской инициативе "Пояса и Пути", загоняющей развивающиеся страны в долговую "кабалу" и способствующей распространению в мире "китайского авторитаризма".
Перспектива китайского доминирования в мировой инфраструктуре и на высокотехнологичных и финансовых рынках рассматривается США как главная угроза американскому лидерству. Исходя из этого, администрация Байдена окончательно изменяет прежний стратегический подход к Китаю. Если раньше вовлечение Китая в мировую рыночную и открытую экономику рассматривалось как путь к дальнейшей "прогрессивной трансформации" и демократизации китайского общества и ослаблению авторитаризма КПК, то сейчас речь идет о масштабном противодействии ее планам по обеспечению глобального лидерства Китая.
В первом полугодии 2021 г. американская политика коллективного противостояния Пекину осуществлялась с переменным успехом. США удалось добиться определенных результатов в Европе. Страны НАТО и ЕС поддержали США в усилиях по сдерживанию Китая. ЕС занял жесткую позицию как по ситуации в Гонконге, так и по синьцзянскому хлопку, вслед за США обвинив Китай в использовании принудительного труда уйгуров и их незаконном притеснении в этом автономном районе КНР. ЕС притормозил вступление в силу подписанного в конце 2020 г. инвестиционного соглашения с КНР, открывающего сторонам обоюдный полноценный выход на инвестиционные рынки Европы и Китая.
Однако в Индо-Тихоокеанской Азии, где экономическая зависимость стран от Китая больше, чем в Европе, успехи администрации Дж. Байдена менее заметны. США в начале года провели онлайн-саммит стран QUAD (Quadrilateral Security Dialogue), на котором получили традиционную поддержку против Китая. Были возобновлены диалоги на уровне министров обороны и иностранных дел с Японией и Южной Кореей, в ходе которых подтвержден курс на укрепление военнополитических альянсов США с этими странами. В то же время главная задача в плане коллективного давления на Пекин — расширение QUAD за счет Южной Кореи, а впоследствии Вьетнама и Новой Зеландии, остается не решенной. Сеул заявил о нежелании выбирать между Пекином и Вашингтоном и устами своего министра иностранных дел охарактеризовал США и Китай как двух "главных партнеров Южной Кореи": Китай — важнейший торгово-экономический партнер, США — главнейший военно-политический союзник.
КИТАЙСКИЕ ОТВЕТЫ
Китайские ответы 2021 г. на американское санкционное, идеологическое, политическое давление, в отличие от предшествующего периода, становятся беспрецедентно жесткими. Пекин, условно говоря, переходит в наступление по "всем фронтам".
В экономике Китай без промедлений обменивается точечными санкциями против отдельных американских официальных лиц и корпораций. КНР отказывается от закупки продукции тех ведущих мировых брендовых компаний, которые в свою очередь отказались от синьцзянского хлопка и т. п.
В идеологии Пекин ведет агрессивное пропагандистское наступление на американскую демократию. В этом контексте знаковым стало выступление Си Цзиньпина по видеосвязи на Всемирном экономическом форуме в Давосе 2021 г., где он заявил о том, что в мире не может быть "плохих и хороших" политических режимов, что у каждой страны "своя специфика" и что США не могут претендовать на роль "идеальной демократии", имея у себя в стране "множество нарушений этой демократии", в том числе в плане защиты прав человека.
В политике Пекин обвиняет "демократическую Америку" во вмешательстве во внутренние дела стран-партнеров, тогда как "авторитарный Китай" этого не делает.
В качестве военного ответа на американское превосходство Пекин, как отмечалось выше, инвестирует в модернизацию собственных вооруженных сил, включая ракетно-ядерный потенциал, где Китай сохраняет превосходство над США, как и над Россией, по ракетам средней дальности (до 2500 км), космическое и кибероружие, военно-морские силы.
В плане расширения числа партнеров и их консолидации вокруг "китайского полюса" Пекин использует механизмы так называемой вакцинной дипломатии, широко предоставляя медицинскую помощь развивающимся странам. КНР также корректирует подход к странам-должникам в формате "Пояса и Пути", заявляя о готовности "на определенных условиях" прощать долги наименее развитым реципиентам.
В обращении к участникам Давосского форума Си, вопреки традиционному обыкновению, не стал претендовать на роль мирового лидера, ограничившись заявлением о превращении Китая в "лидера развивающихся стран" и вновь акцентировав современные китайские заверения в том, что КНР "не вмешивается во внутренние дела других государств" и не требует от них "демократизации" или "соблюдения прав человека".
Китай активизирует дипломатию в многосторонних форматах, первым из стран-подписантов ратифицировав заключенное в 2020 г. соглашение о ВРЭП (Всестороннее региональное экономическое партнерство) с участием стран АСЕАН и ряда других государств АТР.
Параллельно Пекин стремится не просто не терять, но, напротив, укреплять различными способами отношения с ближайшими союзниками США — с ЕС (поиск диалогового и инвестиционного взаимопонимания и взаимодействия плюс сотрудничество по вакцинам) и Японией (возобновление диалога по созданию в Северо-Восточной Азии зоны свободной торговли с участием Китая, Японии, Южной Кореи на фоне их общего членства в ВРЭП). Китай также ставит цель проникать на те политические площадки, где позиции США выглядят не столь прочными. Так, в ходе мартовского визита министра иностранных дел Китая на Ближний Восток было подписано соглашение с Ираном о стратегическом партнерстве на 25 лет, достигнуты новые договоренности как об экономическом, так и политическом взаимодействии с Саудовской Аравией и Турцией. ОАЭ, Бахрейн и Оман попали в сферу "вакцинной дипломатии" Китая.
Несмотря на нарастающее противостояние Китая и США, китайско-американские отношения не являются однозначно плохими. Важнейшим событием начала 2021 г. стала встреча высокого уровня на Аляске 19—20 марта 2021 г. В диалоге приняли участие член Политбюро ЦК КПК, глава Канцелярии Комиссии ЦК КПК по иностранным делам Ян Цзечи, член Госсовета и министр иностранных дел КНР Ван И, госсекретарь США Энтони Блинкен, а также помощник президента США по национальной безопасности Джейк Салливан.
Встреча прошла в непривычном для китайской дипломатии жестком стиле, который делегация КНР вполне выдержала, отвечая на американскую жесткость встречной жесткостью. Важнейшим итогом встречи стало четкое определение тех "красных линий" в политических отношениях с США, за которые, в плане поиска компромиссных решений и уступок, Китай не перейдет ни при каких условиях, а также сфер потенциального сотрудничества двух стран.
К первым относятся Гонконг и Синьцзян в том смысле, что Китай считает все эти территории законной частью Китая и "не потерпит никакого вмешательства" в свои внутренние дела. Как не потерпит и поддержки сепаратистских настроений на Тайване, полагая "неприемлемыми" поставки на остров американского оружия и контакты с официальными лицами Тайваня. Пекин также не приемлет какого-либо оспаривания Америкой правомочности руководства со стороны КПК развитием Китая: китайские переговорщики подчеркнули "незаконность" американских требований ослабления власти КПК, что Пекин решительно квалифицирует их как вмешательство в свои внутренние дела.
Ко вторым зонам взаимодействия сегодня относятся: сотрудничество по климату, по борьбе с пандемией, по Северной Корее и Ирану (в плане решения ядерной проблемы этих государств), Афганистану и Мьянме (для содействия нормализации ситуации), по развитию контактов между гражданами двух стран (Китая и США).
Официальный Пекин оценил встречу как хотя и жесткую, но "откровенную и конструктивную" и выразил заинтересованность в продолжении аляскинского диалога.
По нашему мнению, не следует воспринимать итоги встречи на Аляске как однозначное свидетельство того, что китайско-американские отношения продолжают и дальше заходить в тупик. Стороны проявили способность вести диалог в тяжелых условиях и при случае могут договориться по многим вопросам, в том числе затрагивающим интересы России, но при этом без России. При этом Китай успешно учится новому стилю дипломатии — четкому и открытому выражению своей позиции согласия или несогласия за пределами традиционной дипломатической недосказанности и "многозначительности", что в ближайшее время может сказаться на отношениях Китая и со своими традиционными партнерами.
В экономике Китай без промедлений обменивается точечными санкциями против отдельных американских официальных лиц и корпораций. КНР отказывается от закупки продукции тех ведущих мировых брендовых компаний, которые в свою очередь отказались от синьцзянского хлопка и т. п.
В идеологии Пекин ведет агрессивное пропагандистское наступление на американскую демократию. В этом контексте знаковым стало выступление Си Цзиньпина по видеосвязи на Всемирном экономическом форуме в Давосе 2021 г., где он заявил о том, что в мире не может быть "плохих и хороших" политических режимов, что у каждой страны "своя специфика" и что США не могут претендовать на роль "идеальной демократии", имея у себя в стране "множество нарушений этой демократии", в том числе в плане защиты прав человека.
В политике Пекин обвиняет "демократическую Америку" во вмешательстве во внутренние дела стран-партнеров, тогда как "авторитарный Китай" этого не делает.
В качестве военного ответа на американское превосходство Пекин, как отмечалось выше, инвестирует в модернизацию собственных вооруженных сил, включая ракетно-ядерный потенциал, где Китай сохраняет превосходство над США, как и над Россией, по ракетам средней дальности (до 2500 км), космическое и кибероружие, военно-морские силы.
В плане расширения числа партнеров и их консолидации вокруг "китайского полюса" Пекин использует механизмы так называемой вакцинной дипломатии, широко предоставляя медицинскую помощь развивающимся странам. КНР также корректирует подход к странам-должникам в формате "Пояса и Пути", заявляя о готовности "на определенных условиях" прощать долги наименее развитым реципиентам.
В обращении к участникам Давосского форума Си, вопреки традиционному обыкновению, не стал претендовать на роль мирового лидера, ограничившись заявлением о превращении Китая в "лидера развивающихся стран" и вновь акцентировав современные китайские заверения в том, что КНР "не вмешивается во внутренние дела других государств" и не требует от них "демократизации" или "соблюдения прав человека".
Китай активизирует дипломатию в многосторонних форматах, первым из стран-подписантов ратифицировав заключенное в 2020 г. соглашение о ВРЭП (Всестороннее региональное экономическое партнерство) с участием стран АСЕАН и ряда других государств АТР.
Параллельно Пекин стремится не просто не терять, но, напротив, укреплять различными способами отношения с ближайшими союзниками США — с ЕС (поиск диалогового и инвестиционного взаимопонимания и взаимодействия плюс сотрудничество по вакцинам) и Японией (возобновление диалога по созданию в Северо-Восточной Азии зоны свободной торговли с участием Китая, Японии, Южной Кореи на фоне их общего членства в ВРЭП). Китай также ставит цель проникать на те политические площадки, где позиции США выглядят не столь прочными. Так, в ходе мартовского визита министра иностранных дел Китая на Ближний Восток было подписано соглашение с Ираном о стратегическом партнерстве на 25 лет, достигнуты новые договоренности как об экономическом, так и политическом взаимодействии с Саудовской Аравией и Турцией. ОАЭ, Бахрейн и Оман попали в сферу "вакцинной дипломатии" Китая.
Несмотря на нарастающее противостояние Китая и США, китайско-американские отношения не являются однозначно плохими. Важнейшим событием начала 2021 г. стала встреча высокого уровня на Аляске 19—20 марта 2021 г. В диалоге приняли участие член Политбюро ЦК КПК, глава Канцелярии Комиссии ЦК КПК по иностранным делам Ян Цзечи, член Госсовета и министр иностранных дел КНР Ван И, госсекретарь США Энтони Блинкен, а также помощник президента США по национальной безопасности Джейк Салливан.
Встреча прошла в непривычном для китайской дипломатии жестком стиле, который делегация КНР вполне выдержала, отвечая на американскую жесткость встречной жесткостью. Важнейшим итогом встречи стало четкое определение тех "красных линий" в политических отношениях с США, за которые, в плане поиска компромиссных решений и уступок, Китай не перейдет ни при каких условиях, а также сфер потенциального сотрудничества двух стран.
К первым относятся Гонконг и Синьцзян в том смысле, что Китай считает все эти территории законной частью Китая и "не потерпит никакого вмешательства" в свои внутренние дела. Как не потерпит и поддержки сепаратистских настроений на Тайване, полагая "неприемлемыми" поставки на остров американского оружия и контакты с официальными лицами Тайваня. Пекин также не приемлет какого-либо оспаривания Америкой правомочности руководства со стороны КПК развитием Китая: китайские переговорщики подчеркнули "незаконность" американских требований ослабления власти КПК, что Пекин решительно квалифицирует их как вмешательство в свои внутренние дела.
Ко вторым зонам взаимодействия сегодня относятся: сотрудничество по климату, по борьбе с пандемией, по Северной Корее и Ирану (в плане решения ядерной проблемы этих государств), Афганистану и Мьянме (для содействия нормализации ситуации), по развитию контактов между гражданами двух стран (Китая и США).
Официальный Пекин оценил встречу как хотя и жесткую, но "откровенную и конструктивную" и выразил заинтересованность в продолжении аляскинского диалога.
По нашему мнению, не следует воспринимать итоги встречи на Аляске как однозначное свидетельство того, что китайско-американские отношения продолжают и дальше заходить в тупик. Стороны проявили способность вести диалог в тяжелых условиях и при случае могут договориться по многим вопросам, в том числе затрагивающим интересы России, но при этом без России. При этом Китай успешно учится новому стилю дипломатии — четкому и открытому выражению своей позиции согласия или несогласия за пределами традиционной дипломатической недосказанности и "многозначительности", что в ближайшее время может сказаться на отношениях Китая и со своими традиционными партнерами.
РОССИЙСКО-КИТАЙСКОЕ
СТРАТЕГИЧЕСКОЕ ПАРТНЕРСТВО
В НОВУЮ ЭПОХУ
СТРАТЕГИЧЕСКОЕ ПАРТНЕРСТВО
В НОВУЮ ЭПОХУ
В контексте усиливающегося противостояния с США Китай внес определенные коррективы в отношения с Россией, использовав для этого символическую дату — 20-ю годовщину подписания двустороннего Договора о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве. Сегодня Пекин представляет отношения с Россией как "образцовые" и как "пример для других стран". Изменение подхода КНР здесь видится в том, что если раньше Китай использовал российский фактор для укрепления своих переговорных позиций в отношениях с США, то сегодня Россия для Китая является скорее важнейшим элементом в числе стран-партнеров, группирующихся вокруг "китайского полюса" в условиях "новой биполярности".
С другой стороны, в Китае существует и иное, сдержанное восприятие России. По мнению ряда китайских экспертов по России, Китаю не выгодно чрезмерное сближение с Россией. Во-первых, потому что мощный Китай для России, как и для США, является не только партнером, но и конкурентом. Во-вторых, России будет трудно примириться с тем, что Китай превращается в державу номер два в мире вслед за США, то есть перемещается на то место, на котором Россия привыкла видеть себя. В-третьих, чрезмерное сближение с Россией в условиях продолжающегося ухудшения российско-американских и российско-европейских отношений несет в себе риски для Китая — в том смысле, что Китаю не нужно дополнительное ухудшение отношений с Западом из-за России.
Экономическая составляющая российско-китайского сотрудничества также представляется неоднозначной. С точки зрения позитива в целом можно отметить возрастающую экономическую значимость Китая для России. В частности, растет объем двусторонней торговли, постепенно увеличиваются, пусть пока и небольшие, китайские прямые и накопленные инвестиции, реализуются совместные проекты в области освоения космоса, авиастроения, обороны, добычи, переработки и транспортировки энергоносителей и других полезных ископаемых, телекоммуникаций, транспорта, выстраивается сотрудничество в финансовой сфере. Китай постепенно становится крупным потребителем российской сельскохозяйственной и животноводческой продукции, а на российском рынке расширяется присутствие продукции китайского машиностроения и электроники.
Более критический подход к анализу двухсторонних отношений выявляет существенные ограничения сотрудничеству. Это низкие темпы роста российской экономики, ее относительно малый масштаб по сравнению с другими экономическими партнерами Китая, небольшое количество российских высокотехнологичных производств, продукция которых может быть интересна китайским потребителям, а также малое число совместных цепочек создания добавленной стоимости.
Вместе с тем, по нашему мнению, усиление американо-китайского соперничества и предпринятые США действия (санкции, повышенные импортные пошлины и т. д.), а также нарастающая европейско-китайская конфронтация будут подталкивать КНР к развитию сотрудничества с другими регионами, интеграционными объединениями и странами, включая Россию. Не являясь полностью научно самодостаточным, Китай ищет дополнительные источники новых технологий вне США и ЕС, в том числе и в России.
Россия видится и одним из перспективных направлений развития китайской инициативы "Пояса и Пути". Постепенная смена экономической модели развития Китая с экспортной на основанную на внутреннем спросе с высокой долей вероятности не изменит курса на внешнеэкономическую экспансию как на один из факторов роста китайского ВВП. И это будет создавать новые бизнес- возможности и для России.
Кроме того, Россия будет испытывать потребность в развитии энергетического сотрудничества с Китаем, рассматривая его как фактор, уравновешивающий свою зависимость от европейских рынков энергоносителей. Россия также будет видеть в Китае важнейший внешний источник развития Дальнего Востока РФ. А в случае новых американских или европейских санкций в отношении поставок в Россию высокотехнологичного оборудования Китай продолжит укрепление своего статуса альтернативного поставщика технически сложной продукции.
Несмотря на то что в первое время после введения Западом антироссийских санкций китайские компании и банки часто отказывались от полноценного сотрудничества с российской стороной из-за рисков так называемых вторичных санкций со стороны США, после введения санкций против самого Китая уровень таких отказов стал значительно ниже.
Сегодня стратегический диспут, ведущийся в обеих странах о перспективах двустороннего сотрудничества, вращается вокруг нескольких ключевых вопросов: исключает ли сегодняшний благоприятный фон для двухсторонних отношений возникновение жесткой конкуренции между Россией и Китаем на внешних рынках, например в сфере коммерческого запуска космических кораблей или строительства АЭС или в иных областях? Будет ли такая конкуренция всеобъемлющей? На сколько устойчивыми будут сохраняться российско-китайские связи в условиях нарастающего отрыва Китая от России по уровню экономического и технологического развития и политической значимости в мире?
С точки зрения более осторожных оценок в средне- и долгосрочной перспективе компонент соперничества в российско-китайских отношениях сохранится на высоком уровне. Одно из главных стратегических противоречий между Россией и Китаем видится прежде всего в разнице подходов партнеров к развитию своих стран. Например, у Китая есть целостная долгосрочная стратегия развития, закрепленная в "планах", "целях", "программах", "ориентирах" и т. д. Практически все ранее запланированные КНР социально-экономические цели были достигнуты: преодоление нищеты, удвоение ВВП по сравнению с 2010 г., увеличение расходов на науку, медицину и т. д.
На этом фоне возникает вопрос: а насколько правомерно считать, что, превратившись в один из двух "полюсов" новой биполярности, Китай продолжит так же, как сейчас, придерживаться принципов "всеобъемлющего стратегического партнерства"? Отсутствие у России видения своих перспектив в аналогичных китайским временных рамках, например к 2035 г., будет объективно затруднять Китаю даже не столько "видение" и "учет", сколько "угадывание" российских интересов.
Возвращаясь в настоящее, можно отметить, что уже сейчас Китай умело использует мировую политическую и экономическую ситуацию, чтобы добиться преимуществ в отношениях с Россией. Один пример: на КНР приходится около 60% экспорта российских морепродуктов; в октябре 2020 г. китайские власти ввели ограничения на их импорт под предлогом борьбы с коронавирусом (обнаружили COVID-19 на российской рыбе и на упаковках с замороженной рыбой). По мнению президента Всероссийской ассоциации рыбохозяйственных предприятий, предпринимателей и экспортеров Германа Зверева, Ассоциация усматривает в таких действиях признаки "необъявленной торговой войны", так как ограничения вводятся на фоне усиливающихся попыток китайской стороны снизить цену на российскую морепродукцию, цена которой упала на 20% по сравнению с 2019 г. Другой пример: в начале 2020 г. российские компании столкнулись с проблемами при экспорте угля в Китай. Таможенное управление КНР выпустило новые требования к качеству угля, что привело к падению российского экспорта по итогам первых 8 месяцев на 14%. Еще один случай: под предлогом борьбы с коронавирусом с апреля 2020 г. в одностороннем порядке Китай сначала ограничил количество пересечений своей границы, а потом закрыл все наземные погранпереходы с Россией. В мае было ограничено число пересечений китайской границы для российских автопоездов. В какой-то степени этими действиями были спровоцированы социальные проблемы на территории российского Дальнего Востока — забастовка водителей и подорожание некоторых продуктов питания. При этом китайские власти не всегда принимали в расчет российские справки об отсутствии коронавируса у водителей.
В практических взаимоотношениях тема коронавируса скорее "разъединила" местные власти двух стран, чем сблизила их в общей борьбе. Согласно информации РЖД и ряда территориальных управлений Россельхознадзора, с конца 2020 г. наблюдаются значительные задержки при прохождении российскими грузами китайского контроля. Это связано с новыми, по сути, запретительными китайскими требованиями к упаковке пищевой продукции — выдвинутыми без официального уведомления об изменении существовавших правил.
В рамках критического подхода к российско- китайским отношениям можно рассматривать и роль фактора Крыма как индикатора реального состояния "практических отношений" Китая и России. Спустя семь лет китайское правительство официально так и не признало ни итоги референдума в Крыму в марте 2014 г., ни сам факт воссоединения полуострова с РФ. Китайские власти пытаются уходить от вопросов, касающихся данной темы, заявляя в духе "многозначительной" дипломатии, что Китай уделяет большое внимание развитию ситуации вокруг Крыма и надеется, что все стороны проявят сдержанность и как можно скорее начнут искать политическое решение путем диалога.
Однако в китайском сегменте Интернета можно найти и более радикальную позицию, согласно которой процесс воссоединения Крыма с Россией называется "аннексией", как это принято на Западе. Встречаются утверждения, что "аннексия" Крыма Россией является нечестным актом, поскольку она нарушает подписанные с Украиной договоры.
Еще один критический пример: в 2019 г., когда Президент России давал интервью ведущей партийной газете КНР "Жэньминь жибао", из него был вырезан абзац, в котором описываются успехи развития Крыма (на сайте Кремля этот абзац присутствует).
После визита китайских бизнесменов на полуостров в марте 2021 г. представитель МИД КНР заявил, что некоторые китайские компании в связи с исторически сложившимися обстоятельствами и практической необходимостью на основе рыночных принципов поддерживают сотрудничество и контакты с Крымом и что деловая активность не должна политизироваться. Вероятно, такие "обтекаемые" формулировки говорят, скорее, о нежелании китайской стороны в принципе обсуждать данную проблему в выгодном для России ключе.
Можно поставить под сомнение и китайские заверения о приверженности КНР принципу невмешательства во внутренние дела других государств в рамках стратегии противоборства с "американской демократией". По нашему мнению, "супердержава", превращающаяся во "второй полюс", при возникновении новой биполярности не может по своей природе не вмешиваться во внутреннюю политику других, менее значимых стран, если того потребуют ее национальные интересы. Кроме того, с ростом масштабов китайской собственности за рубежом, по мере реализации стратегии "Пояса и Пути", встает вопрос защиты этой собственности. А именно: как Китаю защищать свою собственность и возвращать платежи по кредитам, не вмешиваясь во внутреннюю политику той или иной страны? Да, Китай не будет настаивать на демократизации государств, но что ему мешает поддерживать прокитайские группы интересов в борьбе за власть внутри той или иной страны?
Возникают и другие стратегические вопросы: согласится ли Россия играть роль ведомого в условиях новой биполярности? Примирится ли российская политическая элита с тем, что Китай занимает то место в новой мировой иерархии, на котором Москва привыкла видеть себя? В какой мере Россия примет китайское лидерство и в какой степени будет готова играть роль одного из региональных центров силы, группирующихся вокруг "китайского полюса"?
WORLD ECONOMY AND INTERNATIONAL RELATIONS, 2021, том 65, № 7, с. 25-33
С другой стороны, в Китае существует и иное, сдержанное восприятие России. По мнению ряда китайских экспертов по России, Китаю не выгодно чрезмерное сближение с Россией. Во-первых, потому что мощный Китай для России, как и для США, является не только партнером, но и конкурентом. Во-вторых, России будет трудно примириться с тем, что Китай превращается в державу номер два в мире вслед за США, то есть перемещается на то место, на котором Россия привыкла видеть себя. В-третьих, чрезмерное сближение с Россией в условиях продолжающегося ухудшения российско-американских и российско-европейских отношений несет в себе риски для Китая — в том смысле, что Китаю не нужно дополнительное ухудшение отношений с Западом из-за России.
Экономическая составляющая российско-китайского сотрудничества также представляется неоднозначной. С точки зрения позитива в целом можно отметить возрастающую экономическую значимость Китая для России. В частности, растет объем двусторонней торговли, постепенно увеличиваются, пусть пока и небольшие, китайские прямые и накопленные инвестиции, реализуются совместные проекты в области освоения космоса, авиастроения, обороны, добычи, переработки и транспортировки энергоносителей и других полезных ископаемых, телекоммуникаций, транспорта, выстраивается сотрудничество в финансовой сфере. Китай постепенно становится крупным потребителем российской сельскохозяйственной и животноводческой продукции, а на российском рынке расширяется присутствие продукции китайского машиностроения и электроники.
Более критический подход к анализу двухсторонних отношений выявляет существенные ограничения сотрудничеству. Это низкие темпы роста российской экономики, ее относительно малый масштаб по сравнению с другими экономическими партнерами Китая, небольшое количество российских высокотехнологичных производств, продукция которых может быть интересна китайским потребителям, а также малое число совместных цепочек создания добавленной стоимости.
Вместе с тем, по нашему мнению, усиление американо-китайского соперничества и предпринятые США действия (санкции, повышенные импортные пошлины и т. д.), а также нарастающая европейско-китайская конфронтация будут подталкивать КНР к развитию сотрудничества с другими регионами, интеграционными объединениями и странами, включая Россию. Не являясь полностью научно самодостаточным, Китай ищет дополнительные источники новых технологий вне США и ЕС, в том числе и в России.
Россия видится и одним из перспективных направлений развития китайской инициативы "Пояса и Пути". Постепенная смена экономической модели развития Китая с экспортной на основанную на внутреннем спросе с высокой долей вероятности не изменит курса на внешнеэкономическую экспансию как на один из факторов роста китайского ВВП. И это будет создавать новые бизнес- возможности и для России.
Кроме того, Россия будет испытывать потребность в развитии энергетического сотрудничества с Китаем, рассматривая его как фактор, уравновешивающий свою зависимость от европейских рынков энергоносителей. Россия также будет видеть в Китае важнейший внешний источник развития Дальнего Востока РФ. А в случае новых американских или европейских санкций в отношении поставок в Россию высокотехнологичного оборудования Китай продолжит укрепление своего статуса альтернативного поставщика технически сложной продукции.
Несмотря на то что в первое время после введения Западом антироссийских санкций китайские компании и банки часто отказывались от полноценного сотрудничества с российской стороной из-за рисков так называемых вторичных санкций со стороны США, после введения санкций против самого Китая уровень таких отказов стал значительно ниже.
Сегодня стратегический диспут, ведущийся в обеих странах о перспективах двустороннего сотрудничества, вращается вокруг нескольких ключевых вопросов: исключает ли сегодняшний благоприятный фон для двухсторонних отношений возникновение жесткой конкуренции между Россией и Китаем на внешних рынках, например в сфере коммерческого запуска космических кораблей или строительства АЭС или в иных областях? Будет ли такая конкуренция всеобъемлющей? На сколько устойчивыми будут сохраняться российско-китайские связи в условиях нарастающего отрыва Китая от России по уровню экономического и технологического развития и политической значимости в мире?
С точки зрения более осторожных оценок в средне- и долгосрочной перспективе компонент соперничества в российско-китайских отношениях сохранится на высоком уровне. Одно из главных стратегических противоречий между Россией и Китаем видится прежде всего в разнице подходов партнеров к развитию своих стран. Например, у Китая есть целостная долгосрочная стратегия развития, закрепленная в "планах", "целях", "программах", "ориентирах" и т. д. Практически все ранее запланированные КНР социально-экономические цели были достигнуты: преодоление нищеты, удвоение ВВП по сравнению с 2010 г., увеличение расходов на науку, медицину и т. д.
На этом фоне возникает вопрос: а насколько правомерно считать, что, превратившись в один из двух "полюсов" новой биполярности, Китай продолжит так же, как сейчас, придерживаться принципов "всеобъемлющего стратегического партнерства"? Отсутствие у России видения своих перспектив в аналогичных китайским временных рамках, например к 2035 г., будет объективно затруднять Китаю даже не столько "видение" и "учет", сколько "угадывание" российских интересов.
Возвращаясь в настоящее, можно отметить, что уже сейчас Китай умело использует мировую политическую и экономическую ситуацию, чтобы добиться преимуществ в отношениях с Россией. Один пример: на КНР приходится около 60% экспорта российских морепродуктов; в октябре 2020 г. китайские власти ввели ограничения на их импорт под предлогом борьбы с коронавирусом (обнаружили COVID-19 на российской рыбе и на упаковках с замороженной рыбой). По мнению президента Всероссийской ассоциации рыбохозяйственных предприятий, предпринимателей и экспортеров Германа Зверева, Ассоциация усматривает в таких действиях признаки "необъявленной торговой войны", так как ограничения вводятся на фоне усиливающихся попыток китайской стороны снизить цену на российскую морепродукцию, цена которой упала на 20% по сравнению с 2019 г. Другой пример: в начале 2020 г. российские компании столкнулись с проблемами при экспорте угля в Китай. Таможенное управление КНР выпустило новые требования к качеству угля, что привело к падению российского экспорта по итогам первых 8 месяцев на 14%. Еще один случай: под предлогом борьбы с коронавирусом с апреля 2020 г. в одностороннем порядке Китай сначала ограничил количество пересечений своей границы, а потом закрыл все наземные погранпереходы с Россией. В мае было ограничено число пересечений китайской границы для российских автопоездов. В какой-то степени этими действиями были спровоцированы социальные проблемы на территории российского Дальнего Востока — забастовка водителей и подорожание некоторых продуктов питания. При этом китайские власти не всегда принимали в расчет российские справки об отсутствии коронавируса у водителей.
В практических взаимоотношениях тема коронавируса скорее "разъединила" местные власти двух стран, чем сблизила их в общей борьбе. Согласно информации РЖД и ряда территориальных управлений Россельхознадзора, с конца 2020 г. наблюдаются значительные задержки при прохождении российскими грузами китайского контроля. Это связано с новыми, по сути, запретительными китайскими требованиями к упаковке пищевой продукции — выдвинутыми без официального уведомления об изменении существовавших правил.
В рамках критического подхода к российско- китайским отношениям можно рассматривать и роль фактора Крыма как индикатора реального состояния "практических отношений" Китая и России. Спустя семь лет китайское правительство официально так и не признало ни итоги референдума в Крыму в марте 2014 г., ни сам факт воссоединения полуострова с РФ. Китайские власти пытаются уходить от вопросов, касающихся данной темы, заявляя в духе "многозначительной" дипломатии, что Китай уделяет большое внимание развитию ситуации вокруг Крыма и надеется, что все стороны проявят сдержанность и как можно скорее начнут искать политическое решение путем диалога.
Однако в китайском сегменте Интернета можно найти и более радикальную позицию, согласно которой процесс воссоединения Крыма с Россией называется "аннексией", как это принято на Западе. Встречаются утверждения, что "аннексия" Крыма Россией является нечестным актом, поскольку она нарушает подписанные с Украиной договоры.
Еще один критический пример: в 2019 г., когда Президент России давал интервью ведущей партийной газете КНР "Жэньминь жибао", из него был вырезан абзац, в котором описываются успехи развития Крыма (на сайте Кремля этот абзац присутствует).
После визита китайских бизнесменов на полуостров в марте 2021 г. представитель МИД КНР заявил, что некоторые китайские компании в связи с исторически сложившимися обстоятельствами и практической необходимостью на основе рыночных принципов поддерживают сотрудничество и контакты с Крымом и что деловая активность не должна политизироваться. Вероятно, такие "обтекаемые" формулировки говорят, скорее, о нежелании китайской стороны в принципе обсуждать данную проблему в выгодном для России ключе.
Можно поставить под сомнение и китайские заверения о приверженности КНР принципу невмешательства во внутренние дела других государств в рамках стратегии противоборства с "американской демократией". По нашему мнению, "супердержава", превращающаяся во "второй полюс", при возникновении новой биполярности не может по своей природе не вмешиваться во внутреннюю политику других, менее значимых стран, если того потребуют ее национальные интересы. Кроме того, с ростом масштабов китайской собственности за рубежом, по мере реализации стратегии "Пояса и Пути", встает вопрос защиты этой собственности. А именно: как Китаю защищать свою собственность и возвращать платежи по кредитам, не вмешиваясь во внутреннюю политику той или иной страны? Да, Китай не будет настаивать на демократизации государств, но что ему мешает поддерживать прокитайские группы интересов в борьбе за власть внутри той или иной страны?
Возникают и другие стратегические вопросы: согласится ли Россия играть роль ведомого в условиях новой биполярности? Примирится ли российская политическая элита с тем, что Китай занимает то место в новой мировой иерархии, на котором Москва привыкла видеть себя? В какой мере Россия примет китайское лидерство и в какой степени будет готова играть роль одного из региональных центров силы, группирующихся вокруг "китайского полюса"?
WORLD ECONOMY AND INTERNATIONAL RELATIONS, 2021, том 65, № 7, с. 25-33
~
До теми:
