Мир постоянно балансирует между ростом спроса и предложения нефти. Так, по крайней мере, было на протяжении многих десятилетий эпохи доступных углеводородов. Удерживать этот баланс в жесткой конкуренции было очень непросто. Одна из причин этого — низкая эластичность спроса на углеводородное сырье.
На сегодняшний день сформировался устойчивый тренд рынка с бычьей структурой на вершине т.н. «суперцикла», который будет двигать цены на нефть на самые высокие в истории
уровни. Ведь в ближайшие 25 лет потребуется более 14 трлн. долл. для компенсационных разработок новых месторождений с трудно извлекаемой, а потому технологически и геологически дорогой нефтью. Технологически-менеджерский прорыв 2000-х по освоению сланцевой нефти создал феномен «нефти короткого цикла»: способности разворачивать производство под внезапный спрос за каких то 90 дней. В то же время, новые «классические» капиталоемкие шельфовые проекты могут потребовать до 10 длительных подготовительных лет. Это означает, что, упустив момент крупных инвестиций в период кризиса низкого
спроса, мир ожидает общий дефицит предложения (при энергетической нефтяной сланцевой автаркии США и Канады, Австралии, в перспективе России). США стали в этой логике компенсирующим производителем, быстро приспосабливающимся к изменяющейся рыночной конъюнктуре. Страны импортеры явно оказываются перед огромными вызовами, толкающими на смену долгосрочных стратегий. Европа и Япония достаточно громко об этом заявили, выдвинув в качестве долгосрочных программ - комплексный переход на рельсы водородной экономики, как основы в рамках
нового технологического уклада (детально: Ермолаев Д. «Водородная Экономика
XXI»). Именно под предлогом постковидного восстановление ЕС, в 2020 году наконец удалось утвердить программу финансирования Нового Зеленого Курса, где огромную роль отведено «водородизации» зеленой энергетики.
В Международном энергетическом агентстве полагают, что к 2035 году тому же Китаю, даже учитывая множественные инвестиции в новые проекты добычи на собственной территории и активное, за последние годы, участие в зарубежных концессиях (сейчас китайские компании добывают нефть и газ более чем в 40 странах мира), придется импортировать уже 80% от текущих потребностей, при скромном прогнозе устойчивого роста. На Китай сегодня приходится порядка 13% мирового спроса на нефть. Еще 15% потребляет объединенная Европа, но в ней спрос практически не растет (в 2018 году рост составил лишь 0,1% и будет только падать). Самые же высокие темпы роста потребления нефти в 2018 году показала Индия — 4,5%. Спрос на нефть в Индии за последние десять лет вырос более чем на
60%. Хотя существует достаточно оснований для того, чтобы прогнозировать огромные климатически-ресурсные потрясения в этом южном гиганте в течении ближайших 10-15
лет, что поддает сомнению громкие разговоры об стремительном долгосрочном росте спроса на нефтепродукты.
С 2012 года, в следствии катастрофических последствий взрыва на АЭС Фукусима, в Японии были остановлены практически все 54 блока АЭС. Страна восходящего солнца создала толчковым спросом новый международный рынок в сфере сжиженного газа. За короткий промежуток времени Япония снова готова серьезно заместить энергоресурс: окружив себя новой распределенной системой водородной энергетики, используя хорошо налаженную к этому времени инфраструктуру LNG (требующую определенных адаптационных доработок). В региональном союзе с Австралией уже до 2030 должен быть налажен путь водорода от производственных мощностей при австралийских ВИЭ, до его расщепления в топливных ячейках жилых кварталов крупных японских городов.
На ограниченную безопасность наличных региональных монополий, жестко связанных и взаимозависимых систем газо-нефтедобычи нашего времени, уже был дан намек со стороны непредсказуемой стихии природы. Ураганы «Рита» и «Катрина» в 2005-м один за другим обрушились на Мексиканский залив и его энергетический комплекс, вызвав то, с чем мир еще никогда в таком для себя масштабе системных последствий не сталкивался: комплексный энергетический крах. Этому благоприятствовало то, что все было связано между собой и рухнуло все так же одновременно: от подводных трубопроводов, до добывающих мощностей; приемные терминалы, заводы по переработке нефти и природного газа, магистральные трубопроводы и системы электроснабжения на суше. Неуправляемые стихии природы напомнили нам хрупкость окружающего мира. То, насколько важна система электроснабжения, от которой зависит нормальное функционирование всего остального — перерабатывающих предприятий, коммуникационных систем, трубопроводов, обеспечивающих снабжение остальной части страны, и даже автозаправочных станций, на которых без электричества не заправишь ни одного механизма бензиновой эры. В 2011 г. в Японии мощное землетрясение и цунами разрушили большую часть страны и привели к катастрофе на атомной станции. Они разрушили систему электроснабжения региона, что парализовало транспорт и коммуникацию, остановило предприятия и нарушило глобальные цепочки поставок, не позволив эффективно реагировать на чрезвычайную ситуацию.
В ситуации нынешнего климатического сдвига появляется реальность ежегодного приумножения погодных аномалий, что делает ультра востребованной диверсифицированную и децентрализованную систему локального энергообеспечения, защищенную от краха монопольного источника. Погодные риски делают централизованную энергетическую инфраструктуру очень уязвимой и дорогой для восстановления или расширения.
Мировое потребление нефти не вернется к уровню, предшествовавшему пандемии. Мировой спрос на нефть рос полтора столетия. Все жили по формуле, в которой уровень развития страны напрямую был связан с объемом потребления энергии, а нефть составляла самый эффективный и универсальный ее носитель. Установился зеркальный истории мировой перекос, при котором развивающимся экономикам будет требоваться все больше нефти, а наиболее развитым — все меньше. Согласно базовому прогнозу МЭА, к 2040 году потребление нефти незначительно вырастет до 106,3 млн баррелей в сутки. Весь прирост обеспечат Китай и другие страны Азиатско-Тихоокеанского региона. В Европе и США спрос будет сокращаться за счет повышения эффективности (электромобилизация: автомобили составляют 45% всего мирового спроса в нефти), электрификации транспорта и роста потребления газа. Основной вопрос состоит в том, во что эта система обеспечения существования производства и инфраструктуры жизни домохозяйств трансформируется?
Мировой энергетический комплекс переживает следующий этап трансформации, знаменуя оформление нового энергетического уклада. Этому следует создание новых бизнес-моделей и цифровой инфраструктуры в форме «энергетических платформ», которые будут появляться как часть перехода к декарбонизированной, децентрализованной и цифровой энергетической системе.