Предполагает ли базовый безусловный доход консервный нож?

В старой шутке физик, химик и экономист застряли на необитаемом острове с банкой бобов, но без инструмента для его открытия. Пока ученые пытаются подделать инструмент, экономист предлагает «предположить» (принять) консервный нож. Для Алекса Гуревича и Лукаса Станчика это более или менее то, что происходит в дебатах о базовом доходе: сторонники экономического подхода предполагают существование социального движения, которое уже достаточно сильно, чтобы сделать это массивное предложение по социальной политике реальностью.

Гуревич и Станчик подливают столь необходимую холодную воду на обсуждение утопического и реалистического базового дохода. Хотя в конечном итоге я не согласен с центральными частями их эссе, их вклад в дискуссию очень приветствуется. Освежающе, это избегание общей ловушки подхода к списку предметов критики: «Я не только сожалею, что ем мясо по моральным соображениям, но и стейк просто плохой на вкус - плюс это вредно для вашего здоровья!» Гуревич и Станчик не загоняют все аргументы в один ряд; у них есть одна центральная критика и они убедительно отстаивают ее.

Суть моего несогласия с ними: я считаю, что политическая система не настолько монолитна и не замкнута, чтобы исключить влияние социальной политики, которая усиливает интересы широких общественных сил. Кажется, они в это верят и цитируют работу Мартина Гиленса как доказательство того, что американская демократия изолирована от интересов граждан с низким и средним уровнем дохода. Политические изменения для Гуревича и Станчика - это вопрос «традиционных форм организации труда», только больше. Я прочитал волюнтаристскую посыл в их модели социальных изменений; они сомневаются в том, что социальная политика может функционировать как «ступенька к более эффективной политике в сфере труда», и считают, что политическая система слишком окостенела, чтобы проводить политику, которая обеспечит нам лучшую основу для дальнейших социальных изменений.

Вместо этого история, которую я хочу рассказать, предполагает, что существуют формы поддержания дохода, которые не соответствуют полностью универсальному базовому доходу, но, тем не менее, будут политически популярными и, следовательно, устойчивыми. Кроме того, эта политика также может быть эмансипативной, поскольку она расширяет возможности людей требовать большего, сокращает разрыв между обычно несвязанными социальными группами и закрепляет политический эффект храповика (прим.ред. эффект в экономической теории, где храповик — это механизм, не позволяющий колесу проворачиваться в обратную сторону. Ряд экономических показателей, увеличившись, в краткосрочном периоде не обязательно снижаются до первоначального уровня). Я утверждаю, что (1) щедрый универсальный базовый доход был бы эмансипативным, что в конечном итоге помогло бы создать подлинно демократическую экономику, и (2) что политика поддержания дохода более слабая и - следовательно, более достижимая - чем щедрый и универсальный идеал, но тем не менее может служить трамплином для бедных и работающих людей, чтобы выстроить власть, наладить связи и далее требовать большего. Механизм одинаков в обоих случаях, и действительно, все эмпирические данные о росте заработной платы, вызывающих негативные последствия, отношениях между полами и властью и участии в рабочей силе, которые я выделил в своем первом эссе для Catalyst, получены из социальной политики, которая не соответствовала полностью универсальной модели, но, тем не менее, расширяет ее возможности.

Для начала, когда мы анализируем альтернативные формы социальной организации, полезно отделить осуществимость от достижимости предложения. Гуревич и Станчик ставят под сомнение одну историю о политической достижимости базового дохода, намного превышающую его основную осуществимость. Вопрос о целесообразности вопрошает, сможет ли однажды достигнутая программа схлопнуться из-за непреднамеренных последствий, которые она вызовет. Стоит спросить, станет ли система устойчивой после принятия, даже если у нас нет хорошей теории, объясняющей, как она может быть создана в первую очередь. Например, мы можем спросить, возможна ли та или иная модель социализма, или проблемы с координацией, инновациями или мотивацией подорвали бы ее социальное воспроизводство. Вопрос о целесообразности не является просто абстрактным. Это испытание, которое должно пройти любое желаемое видение будущего, и, к сожалению, большинство теоретических моделей социалистической экономики, какими бы многообещающими они ни были, не внушают подлинной уверенности в их внутренней осуществимости. Отчасти это объясняется тем, что эти модели настолько отличаются от тех, которые мы знаем, что трудно определить, где находятся препятствия. Таким образом, на мой взгляд, «реализм» базового дохода заключается не в его неизбежной политической достижимости, а в его осуществимости.

Это правда, что эта политика невероятно амбициозна, но амбициозная мысль о преобразовании мира лежит в основе социалистического проекта, и базовый доход не был бы захватывающим, если бы он не был таким амбициозным. Прелесть в том, что мы также можем быть уверены в его осуществимости, потому что его реализация не меняет слишком многого в мире одновременно. Тем не менее, существуют некоторые достоверные угрозы осуществимости базового дохода, и в своем эссе в третьем выпуске я сосредоточил внимание на проблемах бегства капитала и участия рабочей силы в качестве основных проблем. Как я повторю ниже, несмотря на то, что они представляют серьезные проблемы, есть веские основания полагать, что они не подрывают общую осуществимость схемы.

Вопрос о достижимости отличается, вместо этого задается вопрос, как мы можем добраться отсюда туда. Серьезные дискуссии о достижимости начинаются с признания того, что подлинно освободительные преобразования мира не могут быть достигнуты в одночасье или законодательно закреплены на следующей же сессии Конгресса. Большинство анализов социалистических моделей вообще не ставят этот вопрос по той очень простой причине, на это трудно ответить. Мы могли бы сделать уверенные заверения о диапазоне вариантов в политической повестке дня в течение следующих пяти лет, но утверждения о том, что может быть достигнуто через пятьдесят лет, по сути, трудно оценить. Оценить выполнимость одной модели достаточно сложно; вопрос о достижимости заставляет нас рассмотреть переход между двумя моделями. Но если мы серьезно относимся к социальным изменениям, мы должны иметь возможность сказать что-то значимое о достижимости, и я считаю путь «нереформистской реформы» наиболее перспективным. Ниже я попытаюсь конкретизировать представление о достижимости базового дохода по этим направлениям, где менее амбициозная (но все еще эмансипативная) программа превращается в более амбициозную. Но сначала я заново оценю вопрос о целесообразности.

Гуревич и Станчик проводят неявное различие между этими двумя понятиями. Например, они, кажется, подразумевают, что щедрый базовый доход теоретически возможен, по крайней мере, как особенность уже функционирующего социализма. Но они подчеркивают колоссальный ценник программы, заставляя нас задаться вопросом, как достичь такого значительного увеличения социальных расходов; более конкретно, они сомневаются в том, что какой-либо политический агент достаточно могуществен для его осуществления. Примечательно, однако, что они не делают более сильного заявления о том, что экономическая система не совсем отличающаяся от нынешнего американского статус-кво была бы невозможна при увеличении государственных расходов на 15-20 процентных пунктов. Это привело бы социальные расходы в США к вершине среди богатых стран, подвиг, который будет трудно достичь, но не тот, который развалится после того, как был бы создан. Гуревич и Станчик используют данные «общих государственных расходов» из ОЭСР, которые показывают, что США тратят 38 процентов ВВП на общественные цели; В верхней части списка 2016 года Финляндия выделяет 56 процентов. Эти данные также представляют пиковые государственные расходы за последние тридцать лет, которые показывают, что как Финляндия, так и Швеция достигли максимума в 64 процента ВВП. Заявление о неосуществимости предполагает, что социальные расходы северных стран не могут существовать в США. Несмотря на то, что мы скептически относимся к социальным изменениям, у нас нет особых оснований сомневаться в возможности значительного увеличения расходов в Америке.

Но приведенный выше расчет вряд ли является концом истории; Гуревич и Станчик игнорируют некоторые сбережения, на которые обычно указывают сторонники основного дохода. Аналитики, такие как Аллан Шихен, а также Филипп Ван Парийс и Янник Вандерборт, считают, что примерно 10 процентов ВВП можно сэкономить на налоговых расходах, налоговых льготах, экономических выгодах более низкого уровня и более низкой части экономических выгод более высокого уровня. Например, в расчете Шихена он находит около 2 процентов ВВП в налоговых льготах, 2,7 процента в экономических выгодах нижнего уровня, 2,6 процента в сокращении чуть более половины военных расходов и 5,3 процента в сокращении
около 80 процентов налоговых расходов США.

Стоит задержаться как на налоговых льготах, так и на налоговых расходах. Как утверждал Тони Аткинсон, «personal exempiton» (прим.ред. В соответствии с налоговым законодательством США, личное освобождение - это сумма, которую налогоплательщик-резидент имеет право указывать в качестве налогового вычета в отношении личного дохода при расчете налогооблагаемого дохода и, следовательно, федерального подоходного налога.) и «стандартное удержание» в подоходном налоге тесно связаны с базовым доходом. Если ставка налога составляет 30 процентов, а порог освобождения составляет 10 000 долларов США, освобождение обеспечивает личные сбережения в размере 3000 долларов США; Эти «сбережения» являются государственными расходами, как и любые другие, и мало чем отличаются от базового дохода. Но обратите внимание на его регрессивную конструкцию: человек с доходом в 8000 долларов получает только 2400 долларов в приведенном выше примере. Те, у кого нет дохода, ничего не получают. Основной доход устранит регрессивность, скрытую в налоговом кодексе. Далее, налоговые расходы, или то, что Кристофер Ховард называет «скрытым государством всеобщего благосостояния», составляют огромное составляют огромную сумму расходов, значительную часть которых составляют субсидии для корпораций и высшего среднего класса. В размере 1,17 трлн. Долл. США, налоговые преференции в частном и корпоративном подоходном налогах намного превышает любую отдельную государственную программу. Расчет Шихена закрывает огромное количество этих лазеек, включая отчисления на проценты по ипотечным кредитам домовладельцев, а также расходы на корпоративный налог, такие как ускоренная амортизация машин, отсрочка дохода от иностранных корпораций и взносы работодателей на медицинские расходы и пенсии. Затем он продолжает собирать 8,1 процента ВВП в виде новых налоговых поступлений с помощью девяти различных налоговых инструментов.

Карл Видерквист делает совершенно отдельный вывод о чистых затратах на универсальный базовый доход, который признают Гуревич и Станчик, но с которым следует повозиться. Расчет чистой стоимости должен сначала вычесть сбережения, как указано выше, и, во-вторых, базовый доход от чистых вкладчиков. Представьте себе следующий стилизованный пример: допустим, мы установили ubi (прим.ред. универсальный базовый доход) на 2 доллара. С населением 300 человек - 300 человек легче иметь в виду, чем 325 миллионов, - валовая стоимость составляет 600 долларов. Если мы облагаем налогом 4 доллара с первых сотен получателей и 2 доллара с средней сотни, мы получаем общую стоимость. Но поскольку они также получают ubi, чистый вклад на душу населения в верхней части составляет 2 доллара США, а в середине - 0 долларов США, что составляет общую чистую стоимость 200 долларов США, одну треть от общей стоимости. Конечно, валовая стоимость все еще должна быть собрана, что немаловажно, но как бы вы ни настраивали приведенный выше пример, чистая стоимость дает гораздо более разумную цифру.

Если мы учтем оба вида экономии в расчете чистой стоимости и учтем амбициозное, но реально возможное повышение налогов, мы можем заключить, что добраться отсюда туда чрезвычайно сложно, но не так сложно, как предполагают Гуревич и Станчик, - и мы, конечно, не можем сказать, что такое положение дел невозможно. В частности, к вопросу о целесообразности нет веских теоретических оснований утверждать, что при капитализме социальные расходы достигают жесткого предела на том или ином уровне. Если это фальсифицируемая основа марксистской теории государства, то это неверно. История двадцатого века - это история неуклонно растущих государственных социальных расходов, даже в периоды более низкой прибыльности; каждый прежний пик был в конечном счете превзойден, и никогда не было большого изменения. Если мы хотим сделать подлинное заявление о невозможности реализации, оно должно опираться на конкретные теоретические механизмы, а не на общее утверждение о том, что некоторый уровень социальных расходов слишком велик.

Таким образом, двумя угрозами осуществимости базового дохода остаются снижение участия рабочей силы и бегство капитала. Как я утверждал в своей первой статье, баланс доказательств предполагает, что первое вряд ли станет главным камнем преткновения. Последнее более серьезно, но может быть смягчено и использовано в таком порядке. При более низких уровнях себестоимости, его можно сначала смягчить с помощью простого механизма плохой прессы. Фирмы действительно хотят этого избежать; когда офшорные планы Walgreens подвергались критике в средствах массовой информации, они отменяли их. Механизм несложный, но его нельзя недооценивать; на мой взгляд, Левые переучили уроки Калецкого. Да, капиталисты могут угрожать де-инвестированием, но также стоит помнить, что практикующие бизнесмены в Америке totally full of shit..(боязливы)

Проблему бегства капитала также можно смягчить при более низких уровнях чистой стоимости путем использования форм сбора налогов, которые с меньшей вероятностью непосредственно влияют на инвестиции, таких как налоги на прибыль, налоги на заработную плату и налоги на добавленную стоимость. В частности, стоит упомянуть последние, поскольку многие щедрые государства всеобщего благосостояния часто имеют высокие налоги на добавленную стоимость - действительно, во второй половине двадцатого века государства, которые в значительной степени полагались на потребление и налоги на заработную плату, были самыми быстрыми в росте своих социальных расходов. Социолог Лейн Кенворти предлагает медленно добавлять процентные пункты к государственным доходам, значительная часть которых поступает от налогов на добавленную стоимость. Даже если мы проигнорируем точку зрения Widerquist о чистых затратах, то преобразование десяти существующих точек ВВП по линиям Шихена и добавления десяти новых точек по линиям Кенворти принесет вам базовый доход в размере 15 200 долл. США для каждого взрослого человека. Реализация этого уводит нас далеко вперед по универсальному основному доходу, но еще и не в сферу социализма в Америке. Хотя представить это как устойчивое равновесие далеко не возмутительно, стоит учитывать, что к этому моменту социализм становится все более в зоне достижимости.

Например, если мы конвертируем меньше существующих точек ВВП и добавляем больше новых расходов, особенно за счет налогообложения капитала, проблема оттока капитала вновь возникает, но на этот раз ее можно решить новыми способами. Как мы можем использовать проблему оттока капитала, когда чистые затраты на базовый доход станут еще выше? Это может сработать двумя способами. Во-первых, по мере роста базового дохода и увеличения вероятности оттока капитала контроль капитала может становиться все более жизнеспособным из-за растущей популярности базового дохода и вытекающей из этого готовности политических движений публиковать информацию о плохом поведении бегущих фирм.

Во-вторых, если моя гипотеза популярности верна, бегство капитала может стать возможностью использовать политику в социализме. Те фирмы или отрасли, которым грозит выход, должны быть объявлены козлами отпущения и специально направлены на национализацию. Это приносит дополнительный доход для растущих дивидендов и служит подходящей возможностью для дефектных отраслей. Если существует эффект популярности, который служит росту социальных расходов, и эффект прибыльности, который действует как перерыв в этом росте, исторические данные показали, что первое полностью перекрывает второе. По мере того, как популярность переходит в бегство от капитализма, использование новых источников дохода от капитала становится все более вероятным. Это механизм, с помощью которого движение к щедрому базовому доходу похоже на движение к демократическому социализму.

Как насчет достижимости? Есть ли дорога отсюда туда? Гуревич и Станчик предлагают совет отчаяния; они убедительно доказывают, что значительное увеличение социальных расходов политически недостижимо. Хотя приведенный выше анализ осуществимости показывает, что он также более достижим, чем это предполагают авторы, история, которую я хочу рассказать, начинается с некоего базового дохода, который хоть и не сверх щедрый, но сам по себе достижим в не столь отдаленном будущем.

Хотя я думаю, что история предполагает, что нет оснований исключать массовый рост социальных расходов в некотором среднесрочном будущем, эти увеличения расходов не достижимы сразу. Однако гарантированный годовой доход находится в пределах того, что может достичь мобилизованная политическая коалиция сегодня. Разница между этими двумя политиками заключается в том, что, хотя она обеспечивает уровень, ниже которого доход любого не может упасть, гарантированный доход постепенно сокращается по мере роста рыночных доходов, в то время как ubi постепенно сокращается только в своих чистых выгодах. В валовом выражении, из того, что на самом деле должно быть собрано - первое гораздо дешевле. Я утверждал в своем первом эссе, что многие, но не все достоинства ubi также доступны с гарантированным годовым доходом:

С точки зрения аргументов Гуревича и Станчика, важно отметить, что гарантированный годовой доход - это небольшая часть валового ценника универсального базового дохода, который они высчитывают. Достоинство этой более слабой политики заключается в том, что ее первоначальное прохождение несложно представить в контексте нынешнего государства всеобщего благосостояния. В наиболее щедрой форме Аарон Мейдж рассчитал систему базовых доходов «социальной справедливости», которая позволила всем гражданам получить доход, более чем вдвое превышающий черту бедности (63 741 долл. США для двух взрослых с двумя детьми, 37 581 долл. США для двух взрослых и 26 830 долл. США для одиноких взрослых); он дает схеме валовую стоимость в 1,4 триллиона долларов, или около 7,5 процента ВВП. В другом примере один «прогрессивный» вариант политики, проанализированный Джеффом Манзой и Фредом Блоком, составил около 0,8 процента ВВП после того, как денежные переводы более низкого уровня были зачтены.

Недавняя оценка такого рода системы в канадском контексте оценивает чистую стоимость гарантированного дохода на уровне около 2,3 процента от ВВП. Существуют многочисленные оценки гарантированного годового дохода, но все они гораздо более доступны, чем ubi, с точки зрения необходимых налоговые поступлений и могут быть добавлены к текущим расходам с небольшими преобразованиями. Возражение по поводу стоимости такого рода гарантированного дохода даже менее убедительно, чем возмещение по стоимости для Medicare () для всех, программы, которая, скорее всего, дороже в валовом выражении, но не настолько дорога, чтобы оспаривать перспективы ее первоначального перехода. Причина, по которой гарантированный доход является более доступным, чем уби в валовых затратах, заключается в том, что выплаты постепенно.

Я вижу гарантированный годовой доход, организованным как отрицательный подоходный налог как желательный второй лучший, который может проложить путь к более универсальной политике. И хотя поэтапный механизм делает его более доступным, это не код для неолибералов. Это доступно в относительном выражении, но большая часть каждого предложения представляет собой значительное увеличение расходов. Действительно, две модели имеют больше сходства, чем различий. Можно увидеть, что общее перераспределительное воздействие и воздействие на стимулы будут зеркалить тот же ubi, даже если оно включает гораздо меньше «оттока»; то есть полностью универсальная модель как распределяет больше, так и собирает больше. Обе схемы также включают в себя оценку доходов, но в случае ubi- доход оценивается по времени налогообложения, ex-post, а с гарантированным годовым доходом оценки производятся заранее, до того, как выгода распределяется.

Кроме того, если бы она была разработана в соответствии с экспериментом Минкома (был экспериментальным канадским проектом гарантированного годового дохода, который проводился в Манитобе, в течение 1970-х), эта политика предоставила бы возможность выхода с рынка труда. И хотя Гуревич и Станчик правы в том, что это вызовет оппозицию бизнеса, равно как и стремление к более сильным профсоюзам и большинству левых политических предложений - странно воспринимать это как повод собирать чемоданы и ехать домой. Кроме того, существуют способы построения схем, облегчающих декомпозицию рабочей силы и вариант выхода, как обсуждается ниже. То есть, есть способы медленно усилить программу и вскипятить оппозицию живьем, как лягушек в горшке.

Выше я отмечал, что все выводы, о которых я сообщал в своем первом документе, получены из гарантированного годового дохода такого рода, в том числе в результате увеличения предложения фирм по заработной плате. Если бы гарантированный годовой доход для семьи, состоящей из одного человека, без детей, был установлен на уровне 20 000 долларов США с поэтапным отказом в 50 процентов, это обеспечило бы выгоды для всех, кто зарабатывает менее 40 000 долларов США; поскольку ставка возврата налога корректируется в сторону понижения, программа будет продвигаться дальше в средний класс, охватывая более широкий круг избирателей. Например, снижение ставки возврата налога с 50 до 33 процентов означает, что пособия для одиноких взрослых получают те, кто зарабатывает до 60 000 долларов США.

Мой аргумент в пользу достижения базового дохода коренится в его широкой привлекательности. В случае с Минкомом, как правило, отдельные группы были объединены по единой схеме, и границы между бывшими получателями пособий, безработными и работающей бедностью начали стираться, что отчасти объясняло их подавляющую популярность. В частности, именно достойный статус работающей бедноты привел программу к негативной связи с политикой социального обеспечения. Часто повторяемый лозунг премьер-министра Новой Демократической партии Манитобы Эда Шрайера о том, что «пришло время раздавать пособия по безработице», означал, что историческая пропасть между достойными и недостойными бедными должна быть преодолена.

Сравните гарантированный доход с традиционной социальной помощью. Неправильно обвинять жертву, но если когда-либо существовала социальная программа, которая ее приводила, то это благосостояние. Если инструменты политики должны быть социально воспроизводимыми, если они должны обеспечить основу для мобилизации для более широких реформ, они должны учитывать моральные соображения, которые они поддерживают. Левый активизм вокруг благосостояния часто включает требования «поднять ставки», то есть увеличить выплаты, идущие в очень небольшую маргинальную группу, уровни пособий afdc / tanf (то есть, благосостояние) действительно низкие - и средняя инфляция с поправкой на - уровень семейных выгод стабильно снижался с 1970-х годов, но спрос должен быть другим. Вместо «повышения ставок», почему бы не «ослабить условия», «удалить правила» или «обрезать условия»? Ослабление строгих критериев приемлемости для получения права на социальную помощь - унижающее достоинство и агрессивное усмотрение соцработника, поисковое расследование личной жизни получателей - должно быть самоцелью. Но, включив всех, кто по какой-либо причине попадает под какой-то порог дохода, вы также начинаете охватывать широкий круг лиц с нестандартной занятостью и людей с низким доходом. Это изменение, которое сделает программу менее, а не более, неолиберальной.

Мой вопрос к левым скептикам с основным доходом таков: мы требуем увеличения социальных выплат, но почему бы не ослабить условия социального обеспечения? Почти каждый активист социального обеспечения согласен с тем, что мы должны уменьшить унизительные и инвазивные ограничения на социальное обеспечение. Но как далеко они должны быть уменьшены? Должны ли они быть инвазивными, но не унизительными? Где должна быть проведена линия? Если вы находите критерии приемлемости жестокими и ненужными, но не любите базовый доход, вы сталкиваетесь с неразрешимой дилеммой. Я не знаю ни одного левого аргумента, предполагающего, что мы не должны ослаблять эти условия, и действительно, мы должны облегчить их до гарантированного годового дохода, когда любой, кто падает ниже некоторого порога по любой причине, автоматически поддерживается. Нет ни одного социалистического смысла в сохранении крайне категоричного государства всеобщего благосостояния, основная функция которого состоит в том, чтобы способствовать разделению между социальными группами. Также нет смысла изолировать получателей пособия. Вместо этого мы должны бороться за государство всеобщего благосостояния, которое открывает каналы связи между группами, а не то, которое проводит водораздельные линии между ними.

Таким образом, во многих странах первым шагом к достижению базового уровня дохода является снижение барьеров для доступа к социальной помощи. В США, поскольку благосостояние уже было столь резко ограничено, вместо этого может потребоваться сделать налоговый кредит на заработанный доход (EITC) безусловным, а не условным, как предложили Манза и Блок. Как я утверждал в своей первой статье, работа безусловности важнее, чем фактическая щедрость. В то время как почти четверть американцев получают пособие, средняя выплата по eitc составляет всего 2300 долларов. Но программа является субсидией работодателя из-за ее обусловленности, которая увеличивает предложение рабочей силы и снижает заработную плату, а не ее размер; безусловный отказ от него приведет к отмене эффекта субсидирования, но, кроме того, это станет решающим шагом в направлении дальнейшего расширения его группы избирателей, что поможет закрепить популярность, что будет способствовать его расширению.

Безусловность важнее, чем щедрость, потому что некоторая альтернатива действительно помогает обеспечить власть выхода. Как я утверждал в своей первой статье, небольшой, но безусловный трудовой грант может несколько облегчить придирчивость, временно покинуть рабочее место или пойти на более сильную и менее отчаянную позицию. Кроме того, его можно сохранить и использовать в качестве финансового буфера между занятостями. Даже недостаточный, но безусловный доход может принести рыночную власть. Обеспечение выхода следует понимать как непрерывную переменную, а не двоичную, как ясно показывает концепция резервной заработной платы. Это просто неправда, что необходимо иметь базовый доход в размере до 15 000 долларов США, чтобы поднять резервную заработную плату, улучшить условия торговли, позволить работникам оставаться вне рабочей силы дольше, чем они могли бы быть, или страйковать более эффективно.

Недавно в документе о постоянном дивидендном фонде Аляски - очень небольшом, но очень популярном и безусловном базовом доходе - было показано, что по сравнению с синтетическим контролем дивиденды не оказали общего влияния на рынок труда, но авторы утверждают, что нулевой чистый эффект может быть разложен в сокращении предложения труда, которое было компенсировано ростом спроса. В то время как некоторые из них работали несколько меньше, распределение средств в сторону понижения среди людей с более высокой предельной склонностью к потреблению привело к эффектам роста, которые дали другим возможность работать несколько больше.

До тех пор, пока доступна система поддержания дохода с низким уровнем щедрости, независимо от того, работают люди или нет, существует четкий механизм, с помощью которого можно достичь выгоды: ее растущая популярность. Это путь к медленному расширению общих доходов правительства, чтобы финансировать увеличение такой щедрости. С 1940 года средний уровень пособий, скорректированный с учетом инфляции, повышается лишь ежегодно, и он чрезвычайно популярен - так же как и «Социальное обеспечение для всех». Его также можно было бы обозначить как «страхование по соображениям безопасности» или «страхование с низким доходом». «И хотя мы можем представить себе противостоящую коалицию работодателей и обеспеченных сотрудников, которые могли бы противостоять такой политике, как «страховке для неудачников» или «деньги за глаза», поддерживающая коалиция была бы все равно больше. В него будут входить работники с низким доходом, занятые на ненадлежащей основе, частично занятые, бывшие получатели социальной помощи, студенты, молодые люди и, если они явно связаны с социальным обеспечением, пожилые люди. Смысл здесь касается как начального прохождения, так и долговечности программы. Безусловный гарантированный трудовой доход не повлечет за собой гигантского увеличения валовых расходов, что вызывает возражения против его первоначальной достижимости. Более того, любая система поддержания дохода, которая объединяет огромное количество людей, вероятно, создаст группу, которая гарантирует ее устойчивость и способствует ее расширению.

Это подводит меня к принципиальному разногласию с Гуревичем и Станчиком по вопросу о политике и власти. Авторы, похоже, близки к тому, чтобы отрицать, что политика может сформировать будущее пространство организации. Для них демократия - это сломанный инструмент, который нельзя заставить работать в наших целях, и восстановление рабочего класса должно будет обойтись даже «без пользы от значимой реформы трудового законодательства». Они предполагают, что нам нужна организация труда, «чтобы создать новое сознание рабочего класса». Хотя я согласен с важностью мобилизации, в отличие от моего аргумента о том, что политика и власть совместно развиваются, они мало говорят о том, как можно достичь этого классового сознания. Скорее, по-видимому, в духе добровольности, они предлагают, чтобы организация возникала из организации: «Кроме того, средства для необходимой политической организации должны прийти через организацию труда».

В моем прочтении эта точка зрения лишена основной движущей силы - отсюда следы волюнтаризма или собственной проблемы с консервными банками - но что более важно, я не вижу четкого плана игры. Организация нуждается в целях, которые нужно объединить, и эти цели должны быть амбициозными и захватывающими, но также и мыслимыми. Неверно выдвигать идею поддержки новой программы перераспределения, такой как базовый доход, и организации рабочего класса. Можно представить себе распространение критики Гуревича и Станчика на любое дорогое предложение по социальной политике: не беспокойтесь, пока у нас не будет организованного рабочего класса. Должны ли организаторы выходить на рабочие места с той подачей, на которую все подписываются, но не стоит ли обсуждать суть всего этого? Следует ли отложить этот разговор на более поздний срок, когда мы все станем достаточно могущественными? Более перспективным является организация вокруг больших повесток дня; Такой подход используют такие группы, как «Торг на общее благо». Medicare for All будет еще одним примером политики, которая может быть благом для организации; это также дорогое предложение - конечно, с точки зрения валовых государственных расходов - которое потребует значительной мобилизации для его получения. И это улучшит положение работников после его отмены, уменьшив силу безработицы. Большие идеи, такие как «Медикэр для всех» и базовый доход, привлекательны для организации как из-за обширных выгод, которые они обещают, так и потому, что, однажды пройдя, они могут изменить ландшафт социальной борьбы способами, которые благоприятны для народных сил.

На мой взгляд, цель должна состоять в том, чтобы реформы стали ступенькой к: (1) улучшению результатов и (2) улучшению положения; мелиоративные и освободительные реформы. Мы знаем, что социальная политика имеет огромное значение для облегчения человеческих страданий - например, самый лучший показатель успеха в борьбе с детской бедностью - это доля «левых» парламентариев. Но политика может быть и эмансипативной. Это правда, что люди делают выбор в условиях, которые они не выбирают, но политика, которую «мы» устанавливаем, может помочь сформировать эти условия. Политика поддержания дохода, которая может быть законодательно закреплена, но не полностью универсальная базовая прибыль, может помочь в реализации более универсального видения. Даже лучше, чем желание и надежда на новый трудовой переворот, помогает создать условия для его возникновения.

Гуревич и Станчик в своей статье утверждают, что «просто неверно, что политические институты в Соединенных Штатах в основном реагируют на политические предпочтения среднего избирателя», и что «мало указаний на то, что большинство граждан на самом деле влияют за это." Хотя в этом есть некоторая истинная правда, я считаю, что авторы не правы, игнорируя эффект широкой поддержки населения. С одной стороны, аргумент, выдвинутый Гиленсом и Пейджем, просто не является концом истории: три отдельных политологических газеты оспаривают их эмпирические результаты. Но мы можем признать, что в США существует серьезный дефицит демократии, не отрицая, что популярные политики (решения) крайне прочны, а узкотаргетированные политики - менее. По этой причине всеобщее медицинское обслуживание в Канаде неприкосновенно. Социальное обеспечение в США является надежным, однако многие элиты могут захотеть его демонтировать; контраргумент Гиленсу и Пейджу, богатым это не нравится, и все же оно остается. Даже в течение неолиберального периода эти социальные программы имели тенденцию к расту, а не сокращению. Общее утверждение, что универсальные социальные программы вызывают политическую поддержку большинства граждан, оказывается эмпирической поддержкой и должно использоваться в качестве рычага для медленного наращивания политической власти.

Левые должны пересмотреть волюнтаристскую перспективу, предполагающую, что мы должны просто работать усерднее, придерживаться этого и организовываться всеми традиционными способами. Говоря в широком смысле, в современной левой мысли аргументированная борьба за привилегирование как стратегия и конечная точка, отделенная от формирования политики и институциональных инноваций, зашла слишком далеко. Частично это коренится в чрезмерно стилизованном видении капитализма - унаследованном от Смита, Рикардо и Маркса - как однородного способа производства, неуязвимого для учреждений, действующих внутри, которые помогают построить новый мир внутри старого. И отчасти это коренится в своего рода религиозности, которая делает вкус социальной политики непристойным. Однако игнорирование взаимодействия между социальной политикой и социальной борьбой приводит к тупику. Этот взгляд не только потенциально виновен в волюнтаризме, но и блокирует нашу способность видеть, как, по-видимому, технократические исправления могут фактически улучшить наше положение в борьбе.

Основной доход вряд ли будет реализован одним махом - я сомневаюсь, что многие защитники имеют это в виду в качестве предлагаемого пути к свободе. Возражение по поводу стоимости теряет свою силу, если мы представим небольшую программу, которая создает популярную базу для расширения. Вот почему критика Гуревича и Станцика не совсем справедлива. Жизнеспособная схема реализуется постепенно; но по ходу дела ключевым принципом является работа - безусловность, а не какой-то заранее установленный уровень оплаты. Первоначальная доступность политики - это то, что делает ее достижимой. Его безусловность - вот что делает его возможным; это привлекает сторонников на борт и создает электоральную базу для дальнейшего роста. Это означает, что разумной отправной точкой является недостаточный, но безусловный гарантированный доход, который является не только мелиоративным, но и постепенно освобождающим, поскольку он наводит мосты и наращивает власть.

Является ли моя диалектическая программа просто заретушированным неолиберализмом? Эта мрачная гегелевская дорога заходит в тупик? Широко распространено мнение, что базовый доход представляет явную и существующую опасность сотрудничества. Это правда; вполне возможно вообразить, что это происходит. То же самое относится и к гарантии занятости, купонному социализму Ремера, укрепленным профсоюзам. Medicare for All и все амбициозные, но правдоподобные схемы реорганизации социально-экономической жизни к лучшему. Хотя мы должны учитывать эту дилемму, стремление сделать все наши предложения неприемлемыми является ошибкой. Предложения, которые являются неприемлемыми, могут быть привлекательны для политических аскетов, но они гораздо менее вероятны, и их достижимость еще хуже. Совместимость должна рассматриваться как необходимое условие для наших политических предложений, а не причина для их дезавуации. Это скорее показатель успеха, чем неудачи, потому что он подразумевает дизайн, направленный на то, чтобы приспособиться к миру таким, какой он есть на самом деле. Более того, это дилемма, которая естественным образом связана с властью, и ее можно избежать, только цепляясь за нашу маргинальность; столкновение с этими дилеммами только означает, что мы намного ближе к пониманию того мира, который нам нужен.

Сподобалась стаття? Допоможи нам стати кращими. Даний медіа проект - не коммерційний. Із Вашою допомогою Ми зможемо розвивати його ще швидше, а динаміка появи нових Мета-Тем та авторів тільки ще більш прискориться. Help us and Donate!