История России последних десятилетий по-своему отражает трансформацию практики. Вслед за крахом партократичных структур советского государства-организации мы наблюдаем кризис российского госаппарата, все чаще функционирующего в режиме ручного управления. Феномен «теневого политбюро» и провокативного руководства Владимира Путина подтверждают тенденцию.
Реконструкция России так или иначе неизбежна, практически все ситуации транзитны. Есть логика больших систем, можно что-то приблизить или отсрочить, но избежать нельзя. Вопрос не в том, имеется ли решение, вопрос в его опознании, характере, цене и последствиях. Критическое значение, однако, имеет выбор эволюционной стратегии – вектор движения важнее скорости, но и на перспективном направлении продвижение требует усилий.
Преобразования – вынужденный результат кризисности и дестабилизации. Недавно прошла рябь кадровых изменений, грядет волна все более обесценивающихся деклараций, конъюнктурных мер и латающих систему преобразований, которые изберут к добру или худу. Умножение нерешенных проблем, между тем, превышает возможности эффективной адаптации нынешнего модуса управления и кадрового корпуса к сумме критических обстоятельств. Перегрузка же централизованной модели влечет умножение региональной и олигархической самостийности при сохранении оммажа тускнеющей оболочке. Следующая полоса пертурбаций – федерализация этнополитического ландшафта, городская революция, социальная дестабилизация. Неочевидная хрупкость эклектичной ситуации становится явной с исчерпанием способов экстраверции проблем, истощением искусства имитаций и пропагандистской мимикрии, переходом к жестким проекциям власти. Последнее прибежище управленческой мегаломании – грезы о десуверенизации окружения, Wunderwaffe, «лебединых фермах» и т.п., отражают уже не столько приязнь к негативной диалектике и профанированной апофатике, сколько ресентимент и помрачение духа.
Подобно ряду постсоветских и постколониальных сообществ Россия, испытывая кризис идентичности и целеполагания, оказалась в полосе отчуждения от реальных вызовов времени. Ее политические нестроения – следствие проблем, связанных в том числе с имперской деконструкцией и национальной реконструкцией, но не только. Национальная самоидентификация и реабилитация реализуются посредством политического, культурного, морального переворота и личностной реституции. Обретение будущего – возможность, не гарантированная движением стрелок (в традиционных часах они идут по кругу), его можно как обрести, так и утратить. У социального времени иной циферблат, другая шкала расчетов: будущее обретается, употребляя усилия, исправляя огрехи, однако прошлое способно к агрессии и экспансии. Испытывая дефицит общественной самоорганизации, культурного и морального капитала, «звезд в ночи», страна пребывает в интеллектуальной, социальной растерянности и лабиринтообразной симуляции продвижения.
Определенный ресурс для цивилизационной синхронизации, ухода от неоархаизации и превращения страны в динамичную политическую нацию – размышления над траекториями провалов/достижений постсоциалистических стран и 14-ти (и более) субъектов постсоветской суверенизации: балтийских, закавказских, центрально-азиатских, чьи исторические маршруты были так или иначе сопряжены с имперской судьбой. Особенно интересен опыт национального строительства в странах со схожей в ряде аспектов проблематикой: Украины, Беларуси, Молдовы, но также и стран Вышеградской группы, прочих членов распавшегося «соцсодружества». Вскрывавшиеся проблемы, алгоритмы их купирования, возникавшие расколы, смысловые доминанты, проигранные взаимодействия и попытки автокоррекции элит, модели консолидации «параллельного общества», реконструкция правовой сферы, формулы регионального обустройства, – все это сведения не лишние для эффективной прописи перемен. Важна также ориентация в глобальном калейдоскопе, понимание методологических и прогностических аспектов происходящего транзита.
Мир сегодня – расколотый, динамичный пейзаж, его футуристика фрагментарна, она перемежается с экономистичной стандартизацией и лоскутной архаикой, как явной, так и декорируемой под культурную традицию, конфессиональную позицию, национальное сопротивление. Переход от традиционалистских конструкций и рацио индустриализма к сложному, массово-персонализированному обществу происходит на наших глазах, но не в РФ. Сложившийся здесь формат отношений вместо морального императива, личностного роста и социального конструктивизма слишком часто демонстрирует недобросовестность, невежество, сервилизм, произвол, уничижая и минимизируя столь ценимые в новом веке ресурсы: статус человека, общественные коммуникации, социальный энтузиазм. Доминантными же ценностями утвердились денежный доход и авторитетная силовая/чиновничья позиция. При этом богатство осознается преимущественно в финансовых категориях и воспринимается, в целом, не как инструмент, энергия, ресурс развития, но в количественном, компенсаторном измерении: как имущество, престиж, наследие. Достаточно вспомнить выразительное «дворцово-усадебное соревнование».
Российский народ лишен субъектности (центральная проблема), субъектом является олигархический слой, монополизировавший власть и проецирующий волю посредством формирующейся номенклатуры. Неофеодализация страны и власти, политическая и социокультурная автаркизация, милитарно-сословный строй, правовое положение в котором определяется не законом, а статусным рангом и имущественной позицией, перестают быть преувеличением, карикатурой. Соответственно сокращается спектр возможностей, сжимается горизонт планирования, обнажая кризис будущего. Потенциальный субъект перемен, являющийся бенефициаром нынешней трофейной системы (многоплановой «рентономики»), будет скорее имитировать, нежели эмитировать будущее, поскольку стремится сохранить ситуацию, сопряженную с обретенными преимуществами («приватизация прибыли/национализация убытков»), обоснованно предполагая свою уязвимость при перемене участи.
Развитие – это далеко не только успешное умножение материальных ценностей или искусство операций, но, главным образом, развитие человека, сообщества, перемены в ментальности. Россия, пережив антропологическую катастрофу, к сожалению, зачарована, иначе не скажешь, подростковой логикой и методами прошлых столетий. Но постоянно воевать против кого-то, запрещать что-то – ментальность рефлекторно-охранительного свойства, в то время как актуальная проблема – комплексная социальная терапия, неотвратимость и многообразие перемен, вариативность нелинейного будущего. Его созидание, удержание, освоение.
