Нераскрытые смыслы Иранской революции

Антишахская революция первоначально была воспринята мировой общественностью как поворот истории вспять, к средневековому укладу жизни во всех областях, включая социально-политическую, экономическую и морально-нрав-ственную. Со временем эта резко отрицательная, даже паническая оценка иранских событий со стороны стала меняться.

Иранисты внесли ясность в понимание многих аспектов происшедших и продолжающих происходить политических процессов в Иране. Их оценки, безусловно, более аргументированны, основаны на реальности, на знании истории и современности, чем те, которые даются политологами общего профиля. И тем не менее осмелюсь обратить внимание на некоторые до сих пор нераскрытые смыслы. Речь идет, в частности, о причинах, значении и последствиях архаизации общественных процессов.

Первое, что считаю необходимым отметить: архаизация в той или иной степени проявлялась практически веками и повсюду, каждый раз, когда в обществе наблюдалось жесткое противостояние в связи с переломными периодами развития, требовавшими выбора пути выхода к будущему. Примечательно, что в наше время новый цикл архаизации был начат антишахской революцией в Иране. Запущенный процесс продолжает раскручиваться, причем уже не в локальном, а в глобальном масштабе – как в странах, которые принято называть Периферией, так и в государствах Центра, то есть в Европе и Америке. Это свидетельство того, что помимо внутриполитических причин есть общезначимые, каковым является кризис модели глобального порядка.

Кризис признается даже представителями элит ведущих западных стран. Свежий пример – статья «Перспективы глобализации и демократии» [Скидельски], автор которой – Роберт Скидельски, член палаты лордов парламента Великобритании, историк и экономист, почетный профессор Университета Уорик. Лорд-профессор признается, что всего 25 лет назад он был в числе тех, кто разделял взгляды Ф. Фукуямы о «конце истории» и движении к единой цивилизации:

[Там же]. Р. Скидельски осознал ошибочность своих прежних взглядов: сегодня «любому мыслящему человеку трудно поверить» в прогнозы глобалистов. Правда состоит в том, что глобализация пошла на попятную, наблюдаются кризис и крушение западной цивилизации.

В этой ситуации мы, пишет он, пытаемся обнаружить альтернативные модели. Одно из препятствий на этом пути – убежденность Запада в том, что западные ценности должны доминировать и что Запад не будет в безопасности, пока остальной мир не воспримет эти ценности. Это фактически западная идея о том, что мы здесь, на Западе, знаем, как нам развиваться, а вы только следуете за нами и должны нас догнать. Если вы этого не делаете, вы поступаете неверно.

Второй момент, требующий более глубокого осмысления, – неоднозначность архаизации.

Широко распространена интерпретация любых общественных изменений, направленных в сторону традиционализма, как социального эксперимента, дискредитирующего идею прогресса. Однако архаизация в идеологии и политике может быть по крайней мере двуликой. Доказательством тому может служить пример Исламской Республики Иран (ИРИ) и недавний приход к власти в Индии в 2014 г. партии радикального индуизма. Политика в ИРИ (особенно в период аятоллы Хомейни), как и в Индии при правительстве Нарендры Моди, несомненно, отличается ярко выраженной архаичностью. Об этом свидетельствуют их риторика и используемые методы.

Думается, что помимо указанной всеми отмечаемой цели была и другая, более масштабная и глобально значимая. Иранская революция была протестной по отношению к сложившемуся двухполярному мировому порядку, где, по словам аятоллы Хомейни, «наибольшее зло» представлял капиталистический мир, возглавляемый США, а «меньшее зло» – социалистический лагерь, ведомый СССР. Лидеры революции видели своей целью разрушение установившегося мирового порядка и создание нового полюса власти, опирающегося на исламские нормы и ценности. Красноречиво в этом смысле заявление Хомейни о том, что для того чтобы обеспечить единство мусульманского народа и освободить исламское отечество от господства и влияния империалистов, есть только один путь. Это создание подлинно исламского правительства, свержение других тиранических псевдомусульманских правительств, навязанных из-за рубежа, а после достижения этой цели – установление исламского правления во всемирном масштабе.

При всех изменениях, происшедших в Иране со времен революции, духовное руководство страны продолжает призывать (в частности, в лице рахбара) к «культурному джихаду», означающему продвижение по пути научно-технологичес-кого прогресса при сохранении и развитии культурного наследия страны. Руко-водитель и духовный лидер Ирана аятолла Али Хаменеи на состоявшейся
3 июля 2016 г. в Тегеране встрече со студентами заявил, что «те, кто убеждены
в том, что для своего развития Ирану нужно опираться на Запад, совсем потеряли разум. Я считаю своим моральным и религиозным долгом сопротивляться этому и буду делать это до последнего вздоха» [Хаменеи].

Сама идея построения исламского государства с соответствующими шариатскими моральными установками, политическими институтами и даже экономикой представлялась сторонним наблюдателям признаком желания повернуть историю Ирана вспять. Однако если проследить ход событий и общественных перемен, последовавших за революцией, то становится очевидным, что внешние наблюдатели упрощенно объясняли суть происшедшего в Иране.

По мнению авторитетного российского исламоведа Р. И. Беккина [2012], теория «тоухидной экономики» зародилась за 40 лет до Иранской революции. Датой ее «рождения» следует считать 1947 г., когда были опубликованы несколько исследований, в которых излагался взгляд на идеальную систему, соответствующую требованиям шариата: «Исламская экономика» Саййида Маназира Мухаммада ал-Гилани, «Экономика ислама» Махмуда Ахмада и «Ислам и экономические установления» Мухаммада Газали. Термин «исламская экономика» окончательно утвердился в научной литературе с середины 1970-х гг. Среди первых авторов, писавших об исламской экономической модели, большинство было мусульманскими правоведами. В ряду ученых-шиитов выделяется фигура выдающегося ученого Мухаммада Бакира ас-Садра. Его фундаментальный труд «Наша экономика» («Иктисадуна»), написанный в 1960–1961 гг., – одна из первых попыток глубокого осмысления экономического развития общества в согласии с принципами шариата.

Смысл, вкладываемый в концепт «Развитие» в Иране и Индии, не идентичен. Но в чем проявляется полное сходство, так это в использовании традиционных религиозных принципов, понятий, терминов для этической мотивации массовой поддержки власти: народ должен верить, что новая политика добродетельна по своей сути и соответствует его интересам (вспомним, как много внимания этому уделено в работах М. Вебера).

Иранская практика хорошо известна. Приведу примеры из современной Индии, чтобы было понятно, о чем идет речь.

Краеугольным камнем национальной политики Республики Индия со времени ее создания в 1947 г. был официально провозглашен секуляризм. Конституционный секуляризм предусматривал право на свободу вероисповедания, защиту от религиозной дискриминации, создание светского государства, являющегося нейтральным в отношении оказания помощи всем религиям и принятия их без дискриминации.

Тем не менее на протяжении почти шести десятилетий в Индии сохранялись сторонники индусского радикализма, предполагающего вытеснение других религий из региона, отправной точкой которого является доктрина хиндутва. Ее идеолог М. С. Голвалкар открыто выражал ненависть к религиозным меньшинствам, прежде всего к мусульманам. Он восхищался этнической чисткой, которую проводил Гитлер. Вот его дословные слова:

Если официально светское государственное устройство Индии базируется на принципе отсутствия полновластия какой-либо из конфессий, на равноудаленности всех общин от власти, то хиндутва отвергает этот принцип в пользу индусского большинства страны.

Партиям, придерживающимся идеологии хиндутвы, удавалось дважды входить в коалиционные правительства Индии (в 1977–1980 и 1998–2004 гг.). Тем не менее было невероятно представить, что спустя более полувека после обретения Индией независимости федеральное правительство в стране будет сформировано на однопартийных началах представителями индусского радикального «национализма», приведшего к убийству Махатмы Ганди.

Приход к власти в 2014 г. нового премьер-министра Нарендры Моди многими как в самой Индии, так и за ее границами воспринимается как знак отказа от политического курса десятилетиями находившегося у власти Индийского национального конгресса (ИНК). По крайней мере два фактора дают основания для тревожных ожиданий. Во-первых, теснейшая связь Н. Моди на протяжении всей жизни с индусскими националистическими организациями, его абсолютная лояльность к их политике и практическим действиям. Во-вторых, политика Н. Моди, которую он проводил в течение 12 лет пребывания на посту премьер-министра штата Гуджарат, где начало его было ознаменовано кровавыми погромами. В результате столкновений погибло 1028 человек (из них мусульман – 754, индусов – 274). Моди стали называть «апостолом хиндутвы», «гуджаратским Гитлером», «палачом» [Desai 2014].

Для того чтобы усилить свои позиции, Моди занялся консолидацией индусских националистов посредством проведения ятр – массовых паломничеств к святым местам, сопровождаемых процессиями из колесниц, везущих изображения тех или иных индуистских богов.

Для получения массовой поддержки экономической программы Н. Моди представил ее как панчамрит, то есть пять элементов, входящих в ежедневную пуджу – молитву индусов. К разряду мрутотносятся: дахи (кислое молоко, напоминающее мацони), гхи (топленое масло), мед и сахар. В программе развития этим «пяти нектарам» пуджи соответствуют джал шакти – водные ресурсы; урджа шакти – энергетические ресурсы; джан шакти – человеческие ресурсы; гьян шакти – сила знания, образование; ракша шакти – безопасность, охрана. Пять «нектаров пуджи» представлены, таким образом, как пять видов шакти. Шакти – это священные силы, персонифицированные женскими божествами, «супругами» мужских божеств. Пятью шакти – столпами политики развития названы: вода, энергия, люди, образование и безопасность. Это опоры фундамента, на котором может развиваться страна [Marino 2014: 195–196]. Н. Моди постоянно искусно использует психологию простых людей: формулирует экономическую программу в привычных для индусов понятиях и символах.

Поразительно расхождение между экономическим курсом и официально проводимой идеологией. В экономике поставлена задача ускорения развития, позволяющего выйти на самые передовые позиции в мировой экономике, в идеологии – активной архаизации, игнорирования современных ценностей и институтов, которые принято считать исключительно западными.

Нарендра Моди говорит, что его цель – добиться сплочения индийцев, создания монолитного государства. Однако при этом он применяет методы и использует лозунги, которые направлены на воссоздание архаичного индуистского общества с характерным для него кастовым строем и религиозным шовинизмом. Его цель – провести ускоренными темпами модернизацию, по модели соответствующую индийским (индуистским) традициям, не смущаясь авторитарностью политического режима.

Плюрализм типов модернизации подразумевает поиск национальных моделей, а это, в свою очередь, делает фактически неизбежным обращение к архаике. Архаика архаике рознь: наряду с архаикой внешней, подражательной, возможно и реальное включение ее элементов в идеологию, политические, социальные и даже экономические проекты.

Ни исламизация экономики в Иране, ни индуизация (идеология хиндутва) ее в Индии не стали непреодолимым препятствием на пути социально-экономи-ческого развития. Согласно ведущим отечественным экспертам-иранистам [Мамедова 2014], из трех возможных сценариев развития Ирана до 2050 г. наименее вероятным (9,4 %) представляется «эрозия» идеологической и религиозной составляющей существующей политической системы вплоть до возвращения исламского Ирана к статусу вестернизированного государства.

Маловероятен (19,4 %) вариант сохранения «исламского Ирана». Наиболее перспективным считается третий сценарий – «Модернизация в условиях исламского государства».

Далеко не всегда идеологический архаизм, выполняющий мобилизационную роль, как это наблюдалось, например, в гандизме, оказывает позитивное влияние. Часто наблюдается прямо противоположный эффект – разогрев националистических страстей до градуса шовинизма (нацизм, террористический исламизм, индусский национализм и др.). Архаизация экономики может оказаться реальным препятствием на пути внедрения новых способов производства, технологий и т. п. Архаизм в политике грозит утверждением диктаторских режимов. Новейшая история знает немало примеров авторитарной модернизации: Бразилия, Аргентина, Уругвай, Чили, Греция, Индонезия, Тайвань, Южная Корея, Сингапур.

Желание создать новый мировой порядок не по нынешнему глобалистскому сценарию, а с учетом национальных интересов, культурных традиций и потенций к развитию и инновациям может быть воплощено в жизнь. Для того чтобы проект, кажущийся утопией, стал реальностью, не требуется «разрушить мир до основания, а потом построить новый мир». Для этого может быть достаточно объединения усилий, в результате которого появилась бы философия глобализма, позволяющая охватить прошлое, настоящее и будущее планеты.

Сподобалась стаття? Допоможи нам стати кращими. Даний медіа проект - не коммерційний. Із Вашою допомогою Ми зможемо розвивати його ще швидше, а динаміка появи нових Мета-Тем та авторів тільки ще більш прискориться.