Кризис «большой Украины» и о-формление «малой Украины» символизирует собой завершение затянувшейся эпохи «беловежского консенсуса» и начало жесткой борьбы за советской наследие, без старых правил и моральных обязательств.
За последние пять лет Украина изменилась до такой же неузнаваемости, как бывший Советский Союз – за пять лет «перестройки» с 1985 по 1991. И нынешнее состояние – переход 2018-2019 – очень похож по напряжению и неопределенности с переходом 1990-1991 гг.
Украина уже никогда не вернется в 2013-й, и уж тем более – в начало 2000-х. Ни социально, ни психологически, ни культурно, ни территориально. И дело даже не в потерянном Крыме и развороченном войной Донбассе. Украина расколота революцией и войной, обезвожена беженцами и трудовыми мигрантами, унижена гибридной информационной войной и примитивной милитаристской риторикой «партии войны». Вместе с тем, в измененной Украине, в режиме выживания и борьбы за жизнь, все выраженней становится новое ядро европейской украинской провинции – грубоватой, по-сельски коренастой и живучей, легко переходящей с плохого русского и диалектного украинского на «суржик-эсперанто».
В нынешней Украине тема церкви, фольклор, устойчивость «кручения» в борьбе за выживание и миграция из райцентра в европейскую заграницу стали нормой, вполне приемлемой по социальному и психологическому статусу. Примерно такая же метаморфоза произошла с «мешочниками» в конце 1980-начале 1990х, когда «вынужденность» стала новой престижной позицией «предприимчивых».